Чтобы убедить их двигаться дальше, я расписал им Макао, куда мы направлялись, как место, где подобных удовольствий в избытке, причем самых изысканных, не говоря уже о всевозможных игровых заведениях, где они смогут приумножить свои богатства и вволю погулять. Нам потребовалось всего четыре дня, чтобы добраться до Макао. Однако в эти дни мы едва избежали катастрофы, и, чтобы описать ее, я должен сообщить кое-что новое о господине Степанове — опять о нем! — которого я совершенно ошибочно считал образумившимся.
Степанова сослали в Сибирь за то, что он был замешан в заговоре против императрицы. Страсть к интригам была его второй натурой. Но прежде всего он был офицером, и когда он ни во что не ввязывался, то проявлял исключительные военные таланты.
Так было и на Формозе во время молниеносной войны с китайцами. Я горячо его поздравил, полагая, что военные подвиги окончательно вернули его в наше сообщество. Увы, почти сразу произошел один случай, который все испортил. В момент отплытия Степанов заявил, что хотел бы остаться на Формозе. Я испытал облегчение при мысли, что избавлюсь от него, и страх, что, оставшись на острове, он погубит наши шансы вернуться туда и основать колонию. Я посовещался с экипажем, и было решено держать его на борту. Степанов впал в такую ярость, что у меня не было иного выхода, кроме как заковать его в кандалы. Я освободил его, как только мы вышли в море, но зло уже свершилось. Несчастного опять охватила мания преследования, и он снова стал моим врагом. В обычное время его враждебность не причиняла мне особого беспокойства. К несчастью, оказавшись во влажной атмосфере плаванья, я заболел сильнейшей лихорадкой. Афанасия умоляла меня не вставать. Лоцман посоветовал мне съесть апельсин, сваренный с большим количеством сахара и имбирем. Это снадобье меня спасло, но я очень ослабел.
Степанов воспользовался моим отсутствием, чтобы затеять новый мятеж. Едва придя в себя, я приказал арестовать бедолагу. Тревога оказалась недолгой и не причинила ущерба. Однако мы вошли в порт Макао, снова имея в своих рядах человека, твердо решившего погубить меня. И если на корабле мне было легко его обезвредить, то в Макао мне пришлось отпустить его на свободу. Он исчез в городе, и я не знал, что с ним сталось, до того момента, пока не стал жертвой его махинаций.
Макао — город, где все торговые компании великих держав Европы имеют свои представительства. Они кичатся своей роскошью и, прикрываясь сотрудничеством, ведут яростную борьбу за овладение новыми источниками дохода.
Представившись губернатору, я оставил судно под его охраной и снял два дома, чтобы разместить там всех наших товарищей. В этом очень дорогом городе, не имея собственных средств, мы с Афанасией были вынуждены поселиться под одной крышей с экипажем. Таким образом, скученность на корабле сменилась скученностью в доме с узкими коридорами и низкими потолками, с бесконечным хождением днем и ночью наших моряков, предававшихся разврату, царившему в этом дьявольском городе.
Единственное, что я нам позволил, продав последние шкуры, это заказал каждому полный комплект одежды. Мужчинам я выбрал бело-красную форму, цветов Польши. Форма сделала их представительными, а также легко узнаваемыми, что позволяло мне держать их в поле зрения.
Женщинам я велел сшить простой наряд: широкие платья с батистовыми нижними юбками, пышными рукавами и корсажем на шнуровке. Стремясь к равенству, я убедил Афанасию одеться так же. Она не стала возражать: в Большерецке она носила простые девичьи наряды.
Наше прибытие в Макао вызвало большой интерес. Рассказ о нашем путешествии одни подвергали сомнению, другие сочли, что не стоит пренебрегать сведениями, которыми мы располагали.
Глава города отрекомендовал мне одного француза. Этот человек живо заинтересовался устройством колоний на островах, где мы высаживались. Он, в свою очередь, представил меня директору Французской Ост-Индской компании, чья резиденция располагалась в Кантоне. Но еще до того, как французы приступили к переговорам, я получил заманчивые предложения от голландцев и англичан. И те и другие желали, чтобы я отдал им свои записки, карты и судовые журналы, а также поступил к ним на службу. Мысль основать колонии вне Китая была у всех на уме, но никто не имел ни малейшего представления, как к этому подступиться. Кстати, сказочные богатства, заключенные в шкурах пушных зверей, возбудили аппетиты. Мы владели секретом, который мог предоставить огромные преимущества смелым охотникам: мы знали, что подконтрольные России территории на Камчатке теперь обеднели мехами, поскольку излишне ретивые охотники почти истребили диких зверей. А вот острова, расположенные восточнее, ближе к Аляске, изобиловали ценной пушниной. И эти острова пока еще никому не принадлежали, разве что саксонскому авантюристу, который проживал там без особой надежды когда-либо осуществить свои мечты. Записи, сделанные мною во время плаванья, были полны такого рода наблюдениями. Я располагал также стратегически важными российскими документами, которые мы захватили в Большерецке. Опасаясь, что у меня украдут эти ценнейшие архивы, я тайно поместил их под охрану господина Ле Бона, француза, который был тогда назначен архиепископом восточной епархии, именуемой Мителополис.
Увы, в Макао нас ждали не только торговые компании и их представители. Город был насыщен миазмами, и нас поразила болезнь. Смертельная лихорадка унесла одного за другим двадцать наших товарищей. Я чудом уцелел. Афанасия доставила мне много беспокойства, но в конце концов победила недуг.
Эти повальные смерти заставили нас ускорить отъезд. Я не представлял себе, как наше потрепанное судно сможет добраться до самой Европы. Лучше было довериться могущественной иностранной державе, заручившись покровительством.
Так я и решил при полной поддержке Афанасии. Мы хотели уплыть во Францию. Французский язык, которому я ее обучил, стал нашим личным языком, который позволял нам общаться, находясь долгие месяцы в тесном пространстве судна, не опасаясь быть кем-либо услышанными. Я не бывал во Франции, и все же это была страна, знакомая мне с детства, страна Башле и философов-просветителей. Для Афанасии она была землей Сен-Пре и Элоизы. С давних пор ее пейзажи, которые она знала исключительно по описаниям, прежде чем увидела своими глазами, казались ей олицетворением красоты. Поэтому я ответил категорическим отказом голландцам и англичанам и стал ждать предложений французской стороны. И вскоре получил их. Два корабля Французской Ост-Индской компании, «Дофин» и «Лаверди», были готовы взять на борт всех нас и отплыть в Лорьян
[31].
Принятое решение не уберегло меня от интриг, скорее наоборот. Англичане мечтали распространить свое влияние в сторону Америки и не собирались упускать возможности, которые я мог бы им предоставить. Не добившись своего законными способами, они прибегли к предательству. И разумеется, Степанов предложил себя в качестве орудия. За пять тысяч фунтов стерлингов он обязался выкрасть мои бумаги и передать им, а также убедить наших спутников наняться в английскую компанию.
