Он остерегся слишком явно разглядывать его спутницу. Но вовсе не из-за отсутствия желания. Она воплощала в себе все, что он любил в жизни. Сияющая молодостью и здоровьем, элегантная чисто по-парижски, выражение лица сдержанное, а в глазах светится ум. Она держалась очень прямо в своем пастельно-голубом платье из индийского муслина, длинном и объемном, женственно зауженном в талии под кружевным лифом, открывающим ее тонкие руки. Лицо ее было едва подкрашено — только немного черной краски на веках, подчеркивающей яркость синих глазных радужек. Прическа была несложной, наверняка она сделала ее сама, сжимая губами шпильки. И в то же время она представляла собой обыкновенный шедевр женского мастерства, как те простые блюда, которые на скорую руку готовит знаменитый шеф-повар для неожиданных гостей. И эта изысканность вовсе не умаляла ощущение стойкости и воли, исходящих от молодой женщины.
Увы, Франклин тщетно напрягал память: хотя графиня и навевала воспоминания о чудесных встречах в Париже, в них не было ничего, что касалось бы ее лично. Ее внешность и манеры всколыхнули образы многих женщин, но именно ее, как отдельную персону, он не узнавал.
В каком-то смысле это и лучше. Ему не в чем себя упрекнуть. Однако загадка становилась все более увлекательной.
— Итак, — начал он, глядя по очереди на каждого из гостей, — вы приехали из Франции?
— Не совсем так. Сначала мы остановились в Санто-Доминго. Но позвольте нам представиться, дорогой господин Франклин. Я граф Август Бенёвский, а это моя супруга, Афанасия. С нами наш сын Шарль.
— И где же он, этот ребенок?
— Остался на постоялом дворе. Мы не хотели утомлять вас его присутствием. Ему всего восемь лет…
— И напрасно. Я обожаю детей. Могу ли я спросить, зачем вы приехали в Америку?
— Чтобы повидать вас.
— Надо же. Какая честь!
В глубине души Франклин был немного раздосадован тем, что и эти люди принадлежали к сонму ежедневно осаждающих его просителей. К счастью, он не сомневался, что их обращение будет куда оригинальней, чем обычные просьбы вмешаться.
— Значит, вы французы? — продолжил он, желая побудить их рассказать о себе.
— Нет. Я венгр, — сказал Август. — Или, скорее, поляк. Ну, скажем, отчасти и то и другое.
— Понимаю, — сказал Франклин, который, вообще-то, никогда не стремился обогатить свои знания о глубинках Европы. — А вы, мадам, тоже полька?
— Нет, — промолвила Афанасия. — Я русская.
Ее хорошо поставленный голос был низковат для представительницы слабого пола, что лишь добавляло ему чувственности.
— Русская. Да неужели! А я было решил, что вы парижанка…
— Не знаю, комплимент ли это…
— Безусловно! — поспешил заверить Франклин.
— В таком случае я с удовольствием его принимаю и благодарю. Мы действительно некоторое время жили в Париже.
— И, простите мою нескромность, там вы и встретились?
— Нет, сударь. Мы познакомились на берегу Тихого океана.
Август сказал это спокойно, будто предложил Франклину прогуляться по набережной в соседнем Делавэре.
— Тихого океана! Так вы мореплаватели?
— Я бы так не сказал, хотя нам пришлось немало поплавать по морям.
Эти маленькие загадки Франклину нравились. Он почти забыл про свой ревматизм, хотя правое бедро все еще немного дергало.
— Простите мне мое любопытство: а в обычное время и когда вы не навещаете меня в Филадельфии, где вы живете? На Тихом океане?
— Нет, на Мадагаскаре.
— Ну и ну!
Франклин знал совсем немного об этом африканском острове, и та малость, которую он запомнил, позволяла думать, что места там дикие. Он бросил взгляд на Афанасию. Выглядевшая как самая настоящая великосветская дама, та спокойно улыбалась, распространяя вокруг себя мягкий аромат лилий и жасмина.
— А что вы делаете на Мадагаскаре? Полагаю, вы занимаете там какой-то пост.
Август на мгновение задумался, потом скромно произнес:
— Я король.
Это утверждение, прозвучавшее после стольких загадок, сделало неправдоподобным все, что до этого говорили Август и его жена. Как последняя карта рушит весь карточный домик, так и одно это слово смыло, как холодный душ, всю благожелательность Франклина. Теперь он смотрел на обоих как на мошенников, насмехавшихся над ним. Он выпрямился, поморщившись от боли в бедре.
— Вы решительно полагаете, что мое невежество столь велико?
— Что вы хотите сказать?
— Вы уверены, что я не знаю, что Мадагаскар населен чернокожими? И их король, если таковой имеется, не может быть ни венгром, ни поляком.
Афанасия слегка наклонилась вперед и протянула к нему руку. На безымянном пальце у нее было кольцо с большим сапфиром в тон платью. Лак цвета слоновой кости покрывал ногти, придавая им блеск. Франклин почувствовал, как пальцы молодой женщины коснулись тыльной стороны его ладони.
— Это правда, сударь. Август — король той страны. Его называют «король Соболь».
«Соболь! — подумал Франклин. — И что дальше? Чушь какая-то».
Афанасия смотрела на старика не моргая, и тот с трудом сглотнул.
— Пусть так, — прокряхтел он. — Я вам верю.
В конце концов, ходило немало историй про авантюристов, которые кроили себе царства у дикарей и жили там сатрапами. Эти двое были из той же породы. И однако, глядя на них — таких элегантных, раскованных, цивилизованных, — Франклин никак не мог совместить их образ со своими представлениями об авантюристах и пиратах.
Афанасия откинулась назад. Повисла пауза, потом Август снова заговорил:
— Я король, но мне бы не хотелось им оставаться. Именно поэтому мы и приехали повидаться с вами.
«Если он король, то явно не такой, как другие, — подумал Франклин. — Я не знаю среди них ни одного, кто добровольно отказался бы от своих исключительных прав». Все эти загадки в конце концов развеселили его, и угасший было интерес вспыхнул вновь.
— Прошу меня извинить, дорогие друзья. У меня есть все основания верить вам, поскольку вы мне представляетесь достойными доверия. Но позвольте заметить, что ваше дело пока что кажется совершенно непостижимым.
— Мы только и желаем, что объясниться. Кстати, именно для этого мы и пересекли Атлантику.
— Что ж, приступайте.
— Это долгая история.
— Очень долгая история, — добавила Афанасия, молодая женщина, с которой Франклин не спускал глаз.
— Она охватывает множество стран, повествует о трагедиях и сильных страстях, разворачивается среди дальних народов, чья культура и языки отличаются от всего, что известно в Европе…
— Пусть это вас не смущает! Напротив, вы до крайности возбудили мое любопытство. Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как захватывающие истории. Они заставляют забыть о моем возрасте и недугах.
