Мать, хотя и не знала о моем участии в заговоре, понимала смятение влюбленной. Она обняла меня и прижала к себе. Ее нежность принесла мне облегчение, но я не была настроена пассивно ждать. Мне не терпелось действовать. Я старалась не прижиматься ухом к шелестящей тафте ее платья, чтобы ничего не упустить в отдаленном шуме схватки.
В какой-то момент мне показалось, что звуки усилились. Я не смела сделать единственный логический вывод, что ссыльные взяли верх и атакующие двигаются в сторону крепости. Вскоре сомнений не осталось: бой шел во дворе.
Я горела желанием присоединиться к нападавшим, открыть им двери, взяться за оружие. Но я дала Августу слово ничем не выдавать нашего сговора. Не вполне представляя, как развиваются события, я застыла в ожидании, и мать думала, что я разделяю ее ужас. Она кинулась к окну и закричала нападавшим, чтобы они пощадили нашу семью. Мы редко говорили между собой о чудовищных бойнях, происходивших в Сибири во время восстаний коренных жителей и заключенных. Но в памяти каждой из нас хранились трагические истории.
— Они поднимаются! — воскликнула мать.
С этими словами она кинулась к лестнице, чтобы отыскать на втором этаже брата. Я воспользовалась этим, чтобы покинуть свою комнату и осторожно двинуться по коридору. Я дошла до гостиной. Дверь была приоткрыта, и передо мной предстало поразительное зрелище. Комендант острога в парадной форме, с плюмажем, большими глотками приканчивал штоф водки. В гостиной хранился небольшой запас отборного алкоголя, доставленного с материка, который приберегали для смакования после особо торжественных ужинов. Я заметила, что бутылки по большей части уже пусты и валяются на полу. У него был остекленевший взгляд и лицо, искаженное жуткой смесью страха и ненависти.
Внезапно обе створки двери гостиной распахнулись и появилась группа взмыленных арестантов, которые размахивали пистолетами и саблями. Во главе их был Август.
При виде коменданта острога нападавшие застыли. После недолгого колебания Август вышел вперед:
— Бросьте оружие, господин Нилов. Мы победили ваших людей.
Отец не двинулся с места. Он выпрямился, но алкоголь мешал ему твердо стоять на ногах.
— Если вы не окажете сопротивления, — продолжил Август, — вам не причинят вреда.
Он медленно пошел вперед, опустив пистолет и протягивая свободную руку.
— Отдайте мне вашу саблю.
Дальнейшее произошло в долю секунды. Комендант, собрав силы, приумноженные яростью, прыгнул на Августа, схватил его за шею и начал душить. От неожиданности тот выронил оружие. Отец выхватил пистолет, приставил его к виску противника, который уже задыхался.
Кто-то из ссыльных выстрелил. Пуля попала в сплетенные тела. К несчастью, именно Август стоял ближе. Пуля вошла ему в руку. Он вскрикнул. Я окаменела от ужаса при виде того, что происходило рядом со мной, но была неспособна ничего предпринять.
Ободренный успехом, отец прокричал нападавшим, чтобы они отошли на лестничную площадку и закрыли дверь. Заворчав, те решили отступить и покинули гостиную. Когда обе дверные створки закрылись, губернатор ослабил хватку на шее Августа, и тот со стоном упал на пол. Отец держал его на прицеле. Он уставил на него выпученные от ярости глаза.
— Ты соблазнил мою дочь, осквернил мой дом, предал мое доверие. Ты жалкая тварь, чудовище, недостойное жить.
Я понимала, что он не собирается воспользоваться полученным преимуществом. Он был слишком вне себя, чтобы разумно распорядиться заложником. Он мог бы прикрыться им, чтобы дать время своим людям оправиться от удара, договориться с нападавшими о перемирии или хотя бы об условиях достойной капитуляции. Увы, им владело одно только стремление к мести и убийству. В полном смятении я пыталась придумать, что мне делать. Войти в комнату означало превратиться в мишень для случайного выстрела — настолько сознание этого пьяницы было затуманено. В это мгновение мать, прижимавшая к себе брата, позвала меня с другого конца коридора. Я повернулась к ней.
В гостиной прогремел выстрел. Мгновенно развернувшись, я увидела жуткую сцену. Один из товарищей Августа мощным ударом распахнул парадную дверь и выпалил в коменданта из двух пистолетов.
Господин Нилов, получив две пули прямо в голову, упал навзничь. Тут же пять человек кинулись к нему, чтобы прикончить.
Воцарилось общее смятение. Мать, перепуганная выстрелами, бросилась в гостиную, думая, что еще может помочь мужу. Я последовала за ней, умирая от тревоги за Августа.
Но с другой стороны гостиной ссыльные, увидев, как открывается дверь, решили, что им оказывают вооруженное сопротивление, и направили на нас оружие. Они кричали нам, чтобы мы не двигались. Пока двое из них удостоверялись, что комендант мертв, остальные подняли Августа и понесли, по-прежнему держа нас на почтительном расстоянии.
Через несколько мгновений мы остались одни в пустой комнате, где лежало лишь обезображенное тело. Мне пришлось поддержать мать. По доброте своей она оплакивала мужчину, из-за жестокости которого ей пришлось претерпеть столько страданий.
* * *
Когда эти страшные минуты остались позади, в крепости воцарилось спокойствие. Вернулись и стражники, и слуги. Но кое-что изменилось: восставшие одержали полную победу. Ссыльные под командованием Августа взяли верх над казаками, которые не ожидали подобного сопротивления. Мятежники их разоружили, захватив весь арсенал, включая пушки. Эта первая победа могла быть сведена на нет, потому что уцелевшие солдаты готовились перейти в контрнаступление. Они ждали приказа, но смерть начальника положила конец робким попыткам сопротивления. К тому же ссыльные вернулись в свой лагерь, уводя с собой заложников.
Что будет дальше? По слухам выходило, что мятежники снаряжают в порту корабль, и я поняла, что осуществляется план, о котором мне рассказывал Август. Вооруженные ссыльные вернулись в крепость за продуктами и боеприпасами. Другие, заставив открыть надежно запертые шкафы канцелярии, аккуратно доставали оттуда архивы, укладывали в сундуки и увозили на тележках.
Я ждала. Успех заговора наполнил меня радостью, которую я старалась скрыть от всех, и особенно от моей бедной матери. Расспросив нескольких мятежников, которые приходили за очередным грузом архивов, я узнала, что Август жив. Но мне, как и всем, кто имел отношение к прежней власти, было запрещено покидать пределы острога. Приходилось ждать знака. Я надеялась, что за мной придет или сам Август, или кто-то из его товарищей. Но чем дольше длилось ожидание, тем больше был риск, что корвет «Святые Петр и Павел» будет готов и снимется с якоря…
Не дожидаясь дальнейшего развития событий, я приняла решение. Накануне горничная попрощалась со мной и последовала за своим возлюбленным на корабль. Готовясь к тому, что я намеревалась предпринять, я попросила ее принести мне из прачечной один из мужских костюмов, отданных в стирку. Вечером я закрыла свою комнату на щеколду, сняла платье, надела рубашку и панталоны. Связала пучком свои длинные волосы и спрятала их под шапкой. Одевшись так, я открыла окно и вылезла во двор.
