Я допила вино и наполнила наши бокалы. Некоторое время мы ели молча. Потом я сказала:
– Простите насчет дрозда. Не надо мне было об этом упоминать.
– Вы правильно сделали, что его похоронили. И потом, вы же не могли знать.
– А в чем дело?
– Это одно из ирландских суеверий Кары. Если она случайно опрокидывает стул, то крестится. Если первый весенний ягненок окажется черным, это дурная примета. А если у нее чешутся ладони, значит, ей привалят деньги.
Питер поскреб собственную ладонь черенком ножа, и мы оба засмеялись. Женщина за соседним столиком повернулась посмотреть, и я знала, что она думает: какая милая пара, как замечательно обрести любовь в таком сравнительно позднем возрасте.
– А что там про черного дрозда?
– Не уверен, что сам понимаю. Она что-то такое бормотала, когда я вел ее укладывать. Если птица залетит в комнату, это предвестие чьей-то скорой смерти. У Кары в голове все перепуталось: католицизм, протестантизм, ирландские поверья. Если птица влетит в комнату и запоет, это означает одно, а если она пронзительно закричит – другое.
– А если она вообще никаких таких звуков не издает? Просто мечется по комнате, бьет крыльями, а потом умирает?
– Тогда вы превращаетесь в очень находчивую женщину, отыскиваете лопату и зарываете эту чертову тварь.
Наклонившись друг к другу, мы снова рассмеялись.
– А потом еще добываю обрезок доски, молоток и гвозди, – добавила я. – Надеюсь, вы не против, что я ими воспользовалась.
– Конечно нет.
– Я заметила кровать в подвале, – продолжала я.
И хотя он сидел опустив голову и, казалось, всецело сосредоточился на еде, на несколько мгновений его челюсти замерли.
– Если вам нужно поделиться с кем-то, вы знаете, что я всегда…
– Да, спасибо, – бросил он и помахал официанту.
– Простите, – выговорила я, думая, что сейчас он попросил счет и отвезет нас домой.
Но он заказал еще одну бутылку «вольне», и, когда ее принесли, мы даже не стали трудиться предварительно дегустировать содержимое.
– И вас там не было утром? Внизу?
– Где – внизу?
– В подвале.
– Вы говорили, что вам что-то послышалось. Шаги?
– Да. Они двигались ко мне по центральному коридору.
– Это просто дом гуляет. – Он предложил сигарету.
– Гуляет?
– Ну, оседает. На внешнюю часть воздействует изменяющаяся температура воздуха, а внутренняя приспосабливается к нашему обитанию. Так или иначе, это был не я и не Кара, а больше в доме никого нет.
– Почему вы так уверены?
– Потому что это было бы просто смешно. Неужели бы мы до сих пор их не увидели? И это были бы не просто силуэты в окнах или шаги в коридоре.
Я затянулась.
– Слушайте, – произнес он. – Логика подсказывает, что дом скрипит и трещит – или же…
Казалось, он передумал – и заозирался в поисках официантки, которая развозила десерты на тележке.
– Или? – спросила я.
– Или же все это у вас в голове.
Я глотнула еще вина. Мне было неприятно, словно меня только что отчитали. Но зато подумалось, что теперь я буду бояться меньше. Он прав: логика – та штука, которая изгоняет демонов.
Мы сменили тему разговора, поболтали о других обедающих, сочинили для каждого свою историю, решили, что все в этих людях очень забавно. Подошла официантка, толкая перед собой тележку с десертами.
– Что вы нам посоветуете? – Питер улыбнулся ей.
– Я? – отозвалась она. – Не знаю.
Судя по всему, к ней вообще никогда раньше не обращались с таким вопросом, да от нее и не требовалось, чтобы она разговаривала с посетителями.
– Вы же не станете утверждать, что никогда тайком не похищаете кусочек чизкейка, когда никто не смотрит?
На щеках у нее заалел румянец, и я вспомнила, как Кара уверяла, что Питер – любитель бездумно пофлиртовать.
Мы оба заказали по бисквиту со сливками и шерри. Питер опрокинул остатки второй бутылки вина в мой бокал и заплатил по счету. В зале было темно, и только его миловидное лицо озарялось свечой, которая стояла между нами.
Встав, я качнулась к нему, и он поймал меня за локоть, задев столик, так что один из пустых бокалов упал на пол, но не разбился. Адвокатская жена, сидевшая неподалеку, повернулась на звук, и мы с Питером посмотрели друг на друга и хихикнули. Спотыкаясь, мы выбрались из «Хэрроу Инн» и дотащились до машины. Весь обратный путь по главной улице городка с темнеющими живыми изгородями был как в тумане, если не считать того момента, когда машина вильнула, чуть не вылетев с дороги.
– О-оп, – произнес Питер, когда я повалилась на него, и мягким толчком посадил меня прямо.
Все казалось дико смешным.
На подъезде к дому я была уверена, что автомобиль вот-вот врежется в фонтан.
– Осторожно – Канова! – крикнула я, хохоча и ударяясь о дверцу, пока он объезжал препятствие.
– А вы разве не знали, что это, черт побери, подделка? – Брызгая слюной от смеха, он ударил по тормозам. – Контрафактный Канова!
– Канова – фальшивка снова!
Нам показалось, что это ужасно остроумно.
Войдя через незапертую парадную дверь, мы, помогая друг другу, стали подниматься по главной лестнице, причем я все норовила наступить на полы халата и чуть не падала, и мы то и дело шикали друг на друга. Я подумала, не пригласить ли его ко мне наверх выпить кофе, но тут вспомнила, что у меня нет ни кофе, ни даже чайника.
На верхней площадке, у двери, ведущей на винтовую лестницу, мы остановились. Мы стояли рядом, и я с готовностью запрокинула голову.
– Фрэнни, – начал он. – Я думаю…
Он встретился со мной глазами и опустил ладонь мне на предплечье. Это длилось недолго: я успела моргнуть всего раз-другой. Я была уверена, что сейчас он скажет, что хотел бы, но не может, не должен.
– …думаю, мне надо бы посмотреть, как там Кара, – закончил он.
– Конечно, – отозвалась я, делая шаг назад и нашаривая за спиной дверь, обитую сукном. – Конечно.
Мне понравилось, что мы с ним оба ведем себя как честные люди – противясь своему желанию.
Он двинулся по коридору к их комнатам. Я очень хотела, чтобы он хоть раз обернулся, и кровь во мне прямо закипела, когда он остановился и действительно оглянулся. Я не сомневалась, что выражение его лица означает желание и самоотречение.
– Вы должны почаще надевать это платье, – произнес он. – Вам идет. И не беспокойтесь, если кто-то будет на вас пялиться. Какое вам дело, что думают другие?
