Наверху, на чердаке, я распахнула все двери, проверяя, не прячется ли кто-нибудь за ними, и поспешно переоделась из вышитого женского халата в длинный мужской, шелковый, в сиреневую и серую полоску. Под него я поддела аж три плиссированные нижние юбки, затянув пояс вокруг средней, чтобы они не сползали. Я сделала узел на затылке и сунула один из вееров в черную театральную сумочку, которую повесила на запястье. Я даже не стала смотреться в зеркало, которое недавно появилось у меня в ванной.
Питер отвез меня в город и припарковался возле «Хэрроу». Будь у меня выбор, я бы предпочла какое-нибудь другое место, помня, что произошло, когда я пыталась попить чаю в этой гостинице, но мне больше нечего было предложить. Питера здесь приветствовали по имени, и метрдотель слегка кивнул мне. Я чуть было не достала веер и не начала им обмахиваться, но он быстро провел нас в обшитую деревянными панелями столовую с толстыми узорчатыми коврами. Здесь все блестело, звуки казались приглушенными. На подложках под тарелки изображались сцены охоты, а шторы были из алой парчи. Скучные бухгалтеры и адвокаты в костюмах восседали за столами темного дерева, вместе со своими присмиревшими женами и притворно застенчивыми дочками-подростками. Я представила себе, как опрокидываю их тарелки им на колени, разрушая эту мирную атмосферу. Разве они не понимают, что Питер – Питер! – пригласил меня отправиться с ним обедать? Я пыталась успокоить расходившиеся нервы.
– Будем бифштекс? – спросил Питер, когда мы уселись друг напротив друга и я бессмысленно таращилась в меню, снова и снова перечитывая первую строчку.
Он просмотрел список вин.
– Бутылку «вольне», – обратился он к официанту, который тоже сделал небольшой аккуратный поклон.
Прежде чем он удалился, Питер попросил еще два двойных джина с тоником – пока мы будем ждать остального. Я не видела, сколько стоит вино, но Питер обмолвился:
– На меня скоро свалятся кое-какие деньги. Сегодня мы не будем ни на что скупиться.
Когда официант вернулся с бутылкой и откупорил ее, Питер объявил:
– Думаю, его должна попробовать дама.
Служитель поднял брови, но налил мне чуть-чуть в бокал, и я повертела в нем жидкость, понюхала ее, поболтала ее во рту – как мне показывал Питер. Я слишком отвлекалась на все прочее, чтобы заметить запах или вкус напитка, но все равно кивнула, и нам налили вино.
Мы начали с паштета и сухариков «мельба»
[28]. На краю каждой тарелки лежали ломтики тонко нарезанного огурца. Из-за своего волнения я чувствовала себя особенно голодной. Питер наклонился ко мне поближе, говоря о содержимом музея, о том, как это удивительно – что помещение не нашли военные, хотя оно годами пряталось у них под носом. Он налил еще вина и зажег нам по сигарете. Кусочек моего сухарика соскочил с тарелки и улетел под стол, и я отхлебнула вина, чтобы скрыть смущение. Я рассказала ему об одном доме на юге Франции: я слышала, что к нему не притрагивались сотню лет, потому что владельцы умерли, а кто наследники – неизвестно. Его сокровища обнаружили только недавно.
– В Оксфорде вы занимались историей? – спросил Питер.
– Да, в Святом Хью.
– Вы в те времена никогда не сталкивались с Мэллори? Она училась в Святой Хильде.
– Что она изучала?
– Классическую литературу. Мы познакомились в «Сотбис». Просто смешно, что она со своим дипломом вынуждена была довольствоваться ролью секретарши, а я разве что английский в школе углубленно изучал и мог похвастаться соответствующей строчкой в аттестате – и все-таки тут же заполучил хорошую работу.
Я чуть не рассказала ему, что провела в Оксфорде меньше года, что в конце моего третьего семестра мать заболела и мне пришлось поехать домой за ней ухаживать. В тот раз она в конце концов выздоровела, но я так и не вернулась в университет.
– Не помню такого имени, – призналась я.
– Она была немного такая… синий чулок. Так ведь это называется? Полная противоположность Каре. В Мэллори меня привлекал ум, а что касается Кары, то тут все свелось к какому-то… Не знаю. – Казалось, он жалеет, что начал эту фразу. – Думаю, она мне просто нравилась… Но я все-таки жалею, что не учился в университете, – продолжил он после паузы. – Что у меня этого не было – обучения ради самого обучения. Я очень торопился – начать зарабатывать деньги, отправиться в Лондон, продвигаться вперед. А было бы неплохо проводить время так: немного поучишься, немного повеселишься. Мэллори мне рассказывает – рассказывала – всякие истории о том, какие у нее там бывали развлечения.
Похоже, он действительно сожалел, что все это упустил.
– Вы с ней по-прежнему иногда общаетесь?
– Да не так чтобы. Одно время я надеялся, что мы можем остаться друзьями, но это давалось слишком тяжело. Хотя мне очень не хватает нашей с ней дружбы. Все это, конечно, моя вина. Но расскажите, как вам-то жилось в Оксфорде? Наверное, весело было?
Но тут принесли бифштексы, и наша беседа прервалась. Официантка в черно-белой форме ложкой выкладывала из алюминиевых блюд морковь, зеленую фасоль, мягкий сыр с цветной капустой. Когда мы стали резать мясо и кровь потекла по овощам, Питер заметил:
– Жаль, что Кара вегетарианка.
– Вегетарианка? – переспросила я. – Но она же всегда готовит и курицу, и рыбу. – Я вовсю орудовала зазубренным ножом.
– Говяжья вегетарианка. – Он прожевал кусочек мяса. Зубы у него были идеально ровные. – И телячья. Она ничего такого не позволит иметь в доме. Вы наверняка заметили.
Я не знала, чего он хочет – чтобы я посмеялась или посочувствовала ей.
– Наша экономка делала очень вкусный суп с говяжьими голяшками, когда мы жили вместе с отцом, – поведала я и глотнула еще вина, чтобы запить мясо. По моим венам заструилась знакомая теплота и уверенность.
– Полагаю, Кара и от этого бы отказалась, – проговорил Питер.
– Она верит, что коровы – священные животные?
– Во всяком случае, она их явно обожает.
Он улыбнулся, и мы какое-то время смотрели друг на друга – дольше, чем необходимо. Потом мне пришлось отвести взгляд. Я вмяла вареную картофелину в кровавую жижу, растекшуюся по тарелке.
– Не беспокойтесь, – произнес он, протягивая руку в сторону моей – той, что с ножом.
– Да нет, я не настолько беспокоюсь, – сказала я, а он проговорил одновременно со мной:
– Кара отлично побудет в доме одна.
Я совсем не думала о том, каково там Каре. Опустив нож, я ждала, чтобы он взял мою руку в свою, но он взял собственные нож и вилку и продолжил есть.
– Когда мы вернемся, она наверняка будет крепко спать, – заметил он, вновь приступая к трапезе.
