Когда принесли мои книги, оказалось, что я ничего не пропустила и что в них не упомянут никакой другой архитектор кроме тех, которых я уже отметила для себя и проверила по другим источникам. Но в одном из томов я более пристально изучила пару фотографий Линтонса, на которые в прошлый раз лишь мельком взглянула. На первом снимке женщина в эдвардианском платье
[24] сидела за железным столиком под тем самым портиком, где мы с Карой и Питером завели обыкновение завтракать. На коленях у нее лежала собачка, а на лице застыло угрюмое выражение, свойственное всем, кому приходилось замирать перед камерой на заре фотографии. На столике стояли чашка, блюдце, чайник. Фото, конечно, было черно-белое, и я толком не могла разобрать узор на фарфоре. Интересно, подумала я, не Доротея ли это?
Открыв другую книгу и притворившись, что читаю, я взяла на колени сумочку и незаметно отправила первую книгу в ее отверстый зев. Сумочка отказывалась закрываться, и верхняя часть книги торчала из нее, но я все равно подхватила ее и направилась к выходу. Я так и ждала, что на плечо мне опустится предостерегающая длань, подтверждая, что меня заметили, что я существую. Но этого не произошло. Никто меня не остановил.
В тот вечер я оказалась единственным постояльцем в столовой, когда подали суп, но, как только я, усевшись за свой маленький столик, сервированный на одну персону, принялась за еду, явилась шумно извиняющаяся пара и некоторое время перебрасывалась шутками с хозяйкой, после чего та пустила их за столик у окна, хотя его накрыли на четверых. Женщина была пышная, с мощной грудью, с кольцом на каждом пальце, а мужчина – тоненький, с ввалившимися щеками и запавшими глазами.
– Вы только что приехали? – осведомилась женщина, и я не сразу поняла, что она обращается ко мне. Ложка с супом застыла у моего рта.
– Я просто в гости, – пробормотала я, снова наклоняясь к суповой чашке.
– И долго вы тут собираетесь пробыть? – спросила она. – Такая славная гостиница, правда, Джордж?
– Очень славная, – согласился он.
– Тихая и при этом удобная. Прямо у парадной двери столько всяких достопримечательностей. Мы могли бы вам некоторые из них показать, если хотите.
– Я тут проведу только еще одну ночь, – ответила я. – Но спасибо.
– Иногда дамам бывает трудновато, – заметила женщина. – Когда они путешествуют одни.
Мужчина задержал взгляд на своей спутнице, и я решила, что в ее словах кроется какой-то тайный смысл, который я не в состоянии уловить.
– Я вполне довольна своим собственным обществом, – произнесла я.
– Знаете, когда рядом никого, иногда можно почувствовать себя одиноко.
Мужчина избегал смотреть ей в глаза.
Хозяйка принесла им на подносе суп и выставила перед ними суповые чашки.
– Джоанна, – обратилась к ней женщина, – ваша вторая гостья присоединится к нашему столу. Нехорошо, когда леди ест одна.
– Замечательная мысль, – проговорила Джоанна, направляясь ко мне.
– Нет-нет, – возразила я, не выпуская ложку. – Мне очень хорошо, честное слово.
Джоанна поставила мою чашку на поднос и отнесла ее к их столу. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней и за чашкой, захватив с собой ложку.
– Лилиан. – Женщина протянула мне руку. – А это Джордж.
Мы пожали друг другу руки.
– Фрэнсис, – неохотно представилась я.
– В каком вы номере? – поинтересовалась Лилиан.
– В десятом.
– Слышишь, Джордж? – Обширная грудь Лилиан улеглась рядом с ее суповой тарелкой. – Прямо напротив твоего.
Пока я пыталась разобраться, какие между ними отношения, если они не муж и жена, Джордж пробурчал себе под нос:
– Прекрасно.
Он покончил со своим супом, и Джоанна, которая явно поджидала этого момента в коридоре, вновь подошла к столу. Джордж улыбнулся, и я заметила, что зубы у него так торчат из десен, что могут в любой момент с лязгом свалиться в его опустевшую суповую чашку. Может, еще не поздно сменить гостиницу?
Мы сражались с пережаренными отбивными, и все это время Лилиан рассказывала о соборе Святого Павла и о Национальной галерее, убеждая меня непременно посмотреть на «Венеру и Марса»
[25].
– Любовь побеждает войну, – не поднимая взгляда, произнес Джордж скучающим голосом.
Остаток вечера я провела, представляя себе, как Питер и Кара курят на террасе и наблюдают за летучими мышами, которые врываются в крону тутового дерева и вылетают обратно.
Мне удалось сбежать из-за стола еще до того, как принесли десерт. В коридоре Джоанна объявила, что пудинг все равно поставят мне в счет, хоть я к нему даже не притронулась.
Добравшись до своей спальни, я подумала было закурить, но это казалось бессмысленным, когда рядом не дымят Питер и Кара. Я поспешила воспользоваться ванной, пока Лилиан, Джордж или какие-нибудь другие постояльцы не поднялись наверх. Я потерла зубы пальцем, побрызгала в лицо водой и потом промокнула его тремя квадратиками туалетной бумаги.
Кровать оказалась мягкой по сравнению с походной койкой, к которой я привыкла в Линтонсе. Белье было чистое. Лежа под верхней простыней, я смотрела в потолок. Сквозь тоненькие занавески окна, выходящего на дорогу, сочился болезненно-желтый свет уличного фонаря. Выбравшись из постели, я раздвинула их. Я успела забыть, как Лондон бьет в глаза по ночам. Мне хотелось вернуться в древесный сумрак между лесистыми уступами. Открыв окно, чтобы впустить хоть немного воздуха, я задернула занавески и вернулась в кровать. С улицы доносился шум: цокали высокие каблуки, топали сапоги, какой-то мужчина слишком громко что-то говорил, какая-то женщина хихикала, потом на тротуаре раздалось постукивание, источник которого я не могла определить, а позже где-то вдали послышались крики пьяного юнца. Я старалась не обращать на все это внимания. Иногда внутри самой гостиницы хлопали дверями или спускали воду в унитазе, кто-нибудь восклицал: «Спокойной ночи!» – хотя я не могла понять, кто это говорит. В трубах заклокотала вода, а потом снаружи раздался какой-то скрип, сопровождавшийся глухими ударами. Я представила себе, как мимо проходит человек на деревянной ноге.
В два часа ночи мне понадобилось в туалет. Я попыталась уснуть, игнорируя настойчивые позывы мочевого пузыря. В половине третьего я оделась и приложила ухо к стене, граничащей с соседним номером, пытаясь различить поскрипывание кроватных пружин, а потом прижалась ухом к двери – не слышно ли шагов. Но ничего и никого не услышала. Настырный блеск ночного города заставлял меня морщиться, но коридор оказался пуст, и я прошмыгнула за угол в ванную: таймер при кнопке неумолимо отсчитывал положенное мне время освещения, но я успела добраться до шнура выключателя, имевшегося в ванной. Сидя на унитазе, я глядела в потолок и старалась убедить организм выделить как можно больше жидкости, чтобы мне продержаться до утра. Здесь не было центральной точки, из которой распространялся свет, и потолок не был сводчатым и не имел потайного отверстия, сквозь которое любой обитатель верхней спальни мог посмотреть – и увидеть меня.
