– Осторожно, – предупредила я Кару, – ноги береги! – Под моими туфлями хрустели осколки стекла – там, где несколько разбитых окон в крыше провалились внутрь. – Может, тебе лучше обувь надеть?
– Все в порядке, – отозвалась Кара, шагая дальше с таким видом, словно ей ничто не могло повредить.
– Как дерево ухитрилось выжить, за ним ведь никто не ухаживал? – Я пыталась втянуть ее в беседу о пустяках, чтобы отвлечь от желания поссориться, которое – я была уверена – в ней закипало.
Она резким движением головы показала на то место, где сломанные желоба свисали с потолка:
– Нашло способ. Все всегда найдет способ выжить, если он есть.
– Видно, сюда проникал дождь и поливал его, – предположила я. – Смотри-ка, тут на ветках еще остались апельсины. – Я указала пальцем, и она бросила взгляд в ту сторону – на три округлых плода с выщербленной шкуркой, почти утративших форму. – Это горький апельсин, померанец. Citrus aurantium.
– Я недавно один попробовала, – сообщила Кара. – У них не очень-то приятный вкус.
– Скорее всего, эти уже старые и немного высохли. Их надо было снять несколько месяцев назад. Если из них удастся выжать хоть какой-то сок, придется добавить побольше сахара. Кажется, из них в основном делают мармелад.
– Вчера я тут еще кое-что нашла. Кроме апельсинов. Хочешь посмотреть? – Голос у нее по-прежнему звучал сердито.
– Ну конечно. Пожалуйста. – Я же говорила так, словно пыталась отвлечь ребенка, готового раскапризничаться.
Она привела меня к дальнему углу у задней стены. Плющ кольцами и прядями свешивался с потолка. Кара сдвинула его в сторону.
– Смотри, – показала она.
– Что тут такое?
Я увидела часть кирпичной стены, поверх которой скрещивались стебли плюща, опутанные паутиной с застрявшими в ней опавшими листьями, не успевшими долететь до пола.
– Смотри внимательней, – произнесла она.
За всем этим плющом я разглядела притолоку деревянной двери. Оборвав зеленые листья и сравнительно мягкие веточки, я обнажила ее сильнее: показались металлическая пластинка врезного замка и нижняя петля. Вместе мы принялись выдергивать плющ, пока над дверью не показалась табличка, где кто-то от руки написал краской: «Музей».
12
Кара, после того как мы с ней обнаружили табличку и замочную скважину, перепробовала все ключи со связки, которую вытащила у Питера из-под подушки, но ни один не подошел. Я даже испытала облегчение, хотя не могла бы четко объяснить почему. Если за этой дверью нечто таилось столько лет, что поверх нее так густо разросся плющ, мне было как-то боязно открывать ее теперь. Но Кару очень воодушевила эта находка, и она помчалась будить Питера. А я, пока ее нет, прильнула к замочной скважине, хотя это вызывало у меня точно такое же беспокойство, с каким я наклонялась к глазку в полу своей ванной. Я храбрилась, готовясь увидеть неизвестно что. Но то, что пряталось с другой стороны двери, не пожелало явить себя. В скважине я обнаружила только темноту.
Питер и Кара вернулись с пилой-ножовкой и еще одной связкой ключей: она хранилась в подвальной кухне. Ни один из этих ключей тоже не отпер дверь, так что Питер стал перепиливать стволы плюща, некоторые толщиной с его запястье, и потом они вдвоем бешено рвали и ломали их, хохоча, когда длинные плети отваливались от деревянной поверхности двери и окружавшего ее кирпича.
– Как-то я насчет этого не уверена, – пробормотала я, но они не остановились.
Некоторое время Питер тыкал в замочную скважину обрезками проволоки, а Кара за этим наблюдала. Разумеется, я давно могла бы пойти заняться чем-нибудь еще, но я знала: если уж они сумеют открыть эту дверь, мне нужно самой увидеть, что за ней, и убедиться, что мой непонятный страх не имеет под собой никаких разумных оснований.
Проведя десять минут на коленях, Питер поднялся и пнул дверь ногой. Я подумала, что сейчас она откроется, но не тут-то было. Он молча удалился и вскоре принес кувалду.
Встав боком к двери музея, он принял позицию поустойчивее и напрягся.
Я взглянула на Кару. На ее высунувшееся из-под платья голое плечо опустился лист. Я шагнула к ней, чтобы его смахнуть, но тут лист раскрыл свои зубчатые крылья, и явившаяся бабочка показала свои красные и черные отметинки. Глядя на ее суставчатые лапки, вцепившиеся в кожу Кары и подрагивающие крошечными движениями, чтобы удержать равновесие, я вдруг осознала насекомую природу этой штуки: ее помахивающие туда-сюда антенны, ее мохнатую грудку, ее пульсирующее брюшко, ее фасетчатый глаз, фиксирующий тысячу изображений меня. Она раскрыла ротовую впадинку, развернула хоботок и попробовала кожу Кары на вкус.
Питер взмахнул молотком, и бабочка, попавшая в вертикальный поток этого движения, тут же снялась с плеча Кары и взлетела вверх, беспорядочно шевеля ножками и подрагивая брюшком, словно куколка, которой она когда-то была.
– Как-то я не знаю насчет этого, – проговорила я, пока Питер прицеливался кувалдой.
– Фрэнсис? – Кара взяла меня под руку.
– Не подходите, – велел Питер, хотя мы обе не сдвинулись с места.
– Мы могли бы написать мистеру Либерману, спросить его про ключ, – заметила я.
– Фрэнсис? – повторила Кара с той же интонацией.
– Или послать ему телеграмму. Кара могла бы съездить в город на велосипеде. Правда, Кара?
– Ты можешь хоть секунду послушать?
Ее кисть сжимала мою руку сквозь блузку, щипала мою кожу. Я попыталась стряхнуть ее. Мне хотелось привлечь внимание Питера, а не Кары.
– Остановитесь! – крикнула я.
– Подожди, – сказала Кара. – Ты ничего не поняла в той моей истории, в том, что я тебе рассказала на стене.
Она говорила негромко. Питер крякнул, снова размахиваясь, заводя кувалду за спину и скручиваясь так, чтобы она ринулась вперед под действием собственного веса. Она ударилась в дверь под самым замком. Вокруг нас посыпались чешуйки старой краски и мертвые листья. В другом углу зазвенело разбитое стекло.
– Пожалуйста! – попросила я. – По-моему, лучше нам не надо.
Я шагнула к нему, но не встала между молотком и дверью. У меня не хватило на это смелости.
– Фрэн, – позвала Кара. Я повернулась и наконец сообразила: она хочет мне сказать что-то срочное. – Ты плохо слушала.
Я не понимала, что она имеет в виду. И она это явно чувствовала.
– Насчет ребенка. – Она произнесла это шепотом, хотя шептать было не обязательно – Питер не обращал на нас никакого внимания.
– Что такое? – Я пыталась осознать ее слова.
– Ты спрашивала, кто отец – Падди или нет.
Я не сразу вернулась мыслями к той истории и глянула на Питера, вспомнив ее рассказ о том, как он раздевал ее в машине после того, как она убежала под дождь.
