– Что произошло?
– Эти двое поссорились, – ответил я, указывая на Халфдана и охранника, которого так молниеносно убил Финан, – и они прикончили друг друга.
– А этот? – Веостан кивнул на охранника, который скрючился на полу и стонал.
– Я же велел тебе прикончить его, – обратился я к Лудде и выполнил задачу за него. – Его одолела тоска по тем двоим, – объяснил я Веостану, – и он пытался убить себя.
Два работорговца, последовавшие за нами в хижину, принялись яростно протестовать и обзывать нас лжецами и убийцами. Они стали кричать, что их торговля вполне законна, что им была обещана защита закона. Они потребовали, чтобы я предстал перед судом за человекоубийство и заплатил серебром штраф за отнятые мною жизни. Веостан все это терпеливо выслушал.
– Вы принесете присягу на суде? – спросил он у них.
– Принесем! – ответил один из них.
– Вы под присягой расскажете, как все было?
– Он должен возместить нам ущерб!
– Лорд Утред, – повернулся ко мне Веостан, – ты оспоришь показания, данные этими людьми под присягой?
– Оспорю, – ответил я.
Однако оказалось, что упоминания моего имени было достаточно, чтобы унять воинственный дух у этой парочки. Они ошеломленно уставились на меня, а потом один из них пробормотал, что Халфдан всегда был несговорчивым дураком.
– Значит, вы не будете давать присягу в суде? – спросил Веостан, но торговцы уже пятились прочь. Через секунду их и след простыл.
Веостан усмехнулся.
– Предполагается, – сказал он, – что сейчас я должен арестовать тебя за человекоубийство.
– Я ничего не делал, – покачал головой я.
Он перевел взгляд на красное от крови лезвие «Вздоха змея».
– Я вижу, лорд, – сказал он.
Я шагнул к Халфдану, разрезал на нем тунику и увидел под ней кольчугу, а еще, как я и ожидал, кошель. Именно этот кошель, набитый монетами, причем золотыми, и встал на пути моего ножа.
– Что нам делать с рабами? – поинтересовался Веостан.
– Они мои, – сказал я. – Я только что купил их. – Я протянул ему кошель, предварительно взяв оттуда несколько монет. – Этого должно хватить на бревна для палисада.
Он пересчитал монеты и восторженно посмотрел на меня.
– Ты – ответ на мои молитвы, лорд, – сказал он.
Мы отвели рабов в одну таверну в новом городе, сакском поселении к западу от римского Лундена. Монетами, взятыми из кошеля Халфдана, я расплатился за еду, эль и одежду. Финан поговорил с только что освобожденными нами рабами и заключил, что из шестерых из них получатся хорошие воины.
– Если только нам нужны воины, – добавил он.
– Ненавижу мир, – сказал я, и Финан расхохотался.
– Что будем делать с остальными? – спросил он.
– Пусть идут куда хотят, – ответил я. – Они молоды, выживут.
Пока мы с Луддой разговаривали с девушками, отец Катберт во все глаза смотрел на них. Он был очарован темнокожей, которую, как выяснилось, звали Мехразой. Она казалась старше остальных: на вид ей было лет шестнадцать или семнадцать, остальным же – года на три-четыре меньше. Когда девицы поняли, что им ничего не грозит или что опасность хотя бы на время отодвинулась, они заулыбались. Итак, у нас было две сакски – их захватили на побережье Сента во время налета франков, две девушки из Франкии, таинственная Мехраза и больная фризска.
– Девицы из Сента могут отправляться домой, – сказал я Лудде и отцу Катберту, – остальных вы отвезете в Фагранфорду. – Отберите из них двоих. Научите их всему, что они должны знать. Остальные смогут работать на ферме или на кухне.
– С удовольствием, лорд, – сказал отец Катберт.
Я устремил на него многозначительный взгляд.
– Если будешь дурно обращаться с ними, – предупредил я, – тебе не поздоровится.
– Да, лорд, – покорно произнес он.
– А теперь в путь.
Я отрядил Райпера и еще десяток дружинников для охраны девушек во время путешествия, мы же с Финаном остались в Лундене. Я всегда любил этот город, и только здесь можно было разузнать обо всем, что творилось в остальной Британии. Я поговорил с торговцами и с путешественниками и даже выслушал одну из бесконечных проповедей Эркенвальда – не потому, что нуждался в его совете, я просто хотел знать, что церковь рассказывает своей пастве. Епископ говорил хорошо, в его послании содержалась именно та мысль, которую хотел донести до людей архиепископ Плегмунд.
– Мы подавлены войной, – говорил Эркенвальд, – мы плаваем в море слез вдов и матерей. – Он знал, что я нахожусь в церкви, и посмотрел туда, где я стоял, а потом указал на недавно расписанную стену, где Мария, мать Христа, рыдала у подножия креста. – Когда мы убиваем, мы вынуждены нести бремя той же вины, что несли римляне! Мы дети Господа, а не агнцы, идущие на заклание!
Были времена, когда Эркенвальд проповедовал кровопролитие и призывал к мести датчанам-язычникам, но наступление девятисотого года каким-то образом убедило церковь в необходимости обязать нас хранить мир, и, кажется, эти молитвы были услышаны. Хотя рейдеры и устраивали набеги на приграничные территории и уводили скот, датские армии не шли нас завоевывать.
В середине лета мы с Финаном отправились в плавание на одном из кораблей Веостана и, спустившись вниз по реке, дошли до широкого устья, где я когда-то провел немало времени. Мы подошли вплотную к Бемфлеоту и увидели, что датчане даже не попытались отстроить сгоревшие форты. В Хотледж-Крике не стояло ни одного корабля, лишь чернели остовы сожженных нами судов. Мы спустились дальше на восток, туда, где Темез впадает в великое море, обследовали мелководье возле Сеобирига, городка, где датские команды устраивали засады для торговых судов, шедших в Лунден или из него. Любимое место их стоянки также оказалось пустым. Такую же ситуацию мы обнаружили и на южном берегу эстуария. Там не было ничего, кроме птиц и глины.
Мы на веслах поднялись вверх по излучинам реки Медвег до бурга, расположенного недалеко от Хрофесестера, и там я увидел, что бревна некогда мощного палисада на высоком укрепленном берегу сгнили точно так же, как в Лундене. Правда, огромный штабель свежих дубовых бревен говорил о том, что кто-то собирается ремонтировать оборонительное сооружение. Мы с Финаном причалили к пристани у старого римского моста, сошли на берег и направились к дому епископа рядом с высокой церковью. Управляющий поклонился нам, а когда услышал мое имя, не решился просить, чтобы мы сдали мечи. Он сразу проводил нас в уютную комнату и велел слугам принести нам эля и еды.
Епископ Свитвульф и его жена прибыли час спустя. Епископ – седой, с длинным лицом и трясущимися руками – выглядел обеспокоенным, его миниатюрная жена тоже нервничала. Она поклонилась мне, наверное, раз десять, прежде чем сесть.
– Что привело тебя сюда, лорд? – спросил Свитвульф.
