И вот сейчас Этельволд ведет переговоры с Сигурдом. Этельволд хочет стать королем вместо Эдуарда, а чтобы заполучить трон, он ищет союза с Сигурдом. Сигурд же будет только рад иметь при себе ручного сакса, который имеет на трон Уэссекса те же права, что и Эдуард, если не большие. И это означает, что вторжение Сигурда в Уэссекс будет украшено фальшивым блеском легитимности.
Мы вшестером ехали на юг через Уэссекс. Я взял с собой Осферта, Ситрика, Райпера, Эдрика и Лудду. Финана я оставил на командовании и успокоил обещанием.
– Если в Уинтансестере мы не увидим благодарности, – сказал я, – то поедем на север.
– Нам надо что-то делать, – в очередной раз повторил Финан.
– Обещаю, – сказал я. – Мы будем пиратствовать. Мы разбогатеем. Но я должен дать Альфреду последний шанс.
Финана не особенно беспокоило, на чьей стороне нам сражаться, главное для него было, чтобы мы сражались с выгодой для себя, и я отлично понимал его чувства. Если моя цель состояла в том, чтобы в один прекрасный день вернуть себе Беббанбург, то его – вернуться в Ирландию и отомстить человеку, который разорил его и погубил его семью. Для этого ему нужно было серебро, он нуждался в нем не меньше, чем я. Да, конечно, Финан был христианином, но никогда не допускал, чтобы религия мешала удовольствию, и он с радостью взялся бы за свой меч, чтобы атаковать Уэссекс, если бы после битвы мог рассчитывать на достаточное количество денег для снаряжения экспедиции в Ирландию. Я знаю: он воспринимал мое путешествие в Уинтансестер как пустую трату времени. Альфред не любил меня, Этельфлед, судя по всему, отдалилась от меня, и Финан считал, что мне придется просить об одолжении людей, которые должны были бы с самого начала показать свою благодарность.
Во время этого путешествия были моменты, когда я начинал думать, что Финан прав. Я много лет сражался за то, чтобы Уэссекс выжил, и нажил себе немало врагов, многие из которых уже упокоились в земле, а в награду за это не получил ничего, кроме пустого кошеля. И все же я не мог пересилить себя и пойти против присяги. В жизни я нарушал клятвы, я переходил с одной стороны на другую, я срывал с себя оковы верности, и все же я был искренен, когда говорил Осферту, что хочу стать мечом саксов, а не щитом Мерсии. Вот поэтому я и решил в последний раз побывать в сердце сакской Британии и понять, нуждаются они в моем мече или нет. А если нет? У меня есть друзья на севере. Например, Рагнар: он мне ближе, чем друг, я люблю его как брата, и он поможет мне. Если ценой, которую мне придется заплатить, станет вечная вражда с Уэссексом, что ж, так тому и быть. Финан ошибается: я еду в Уинтансестер не как проситель, а как мститель.
Когда мы подъезжали к Уинтансестеру, начался дождь. Вода впитывалась в мягкую почву плодородных полей, стекала с крыш домов в деревнях, чье преуспеяние нельзя было не заметить по новым церквям, по толстым тростниковым кровлям, по отсутствию скелетов, свисавших со сгоревших балок. По мере нашего продвижения дома увеличивались в размерах – а все потому, что человеку нравится жить рядом с властью.
В Уэссексе было две власти, король и церковь, и церкви, как и дома, тоже увеличивались в размерах по мере приближения к городу. Неудивительно, что скандинавы жаждали владеть этой землей. Кто бы отказался? Тучные стада, полные амбары, красивые девушки.
– Тебе пора жениться, – сказал я Осферту, когда мы проезжали мимо открытых дверей амбара: там, на току, две светловолосые девушки веяли зерно.
– Я об этом уже думал, – мрачно ответил он.
– Только думал?
На его губах появилась слабая улыбка.
– Ты веришь в судьбу, лорд, – сказал он.
– А ты нет? – спросил я. Мы с Осфертом ехали чуть впереди остальных. – И какое отношение имеет судьба к девушке в твоей постели?
– Non ingredietur mamzer hoc est de scorto natus in ecclesiam Domini, – сказал он и устремил на меня серьезный взгляд, – usque ad decimam generationem.
– И отец Боекка, и отец Уиллиболд пытались научить меня латыни, – усмехнулся я, – и оба потерпели неудачу.
– Это из Священного Писания, лорд, – сказал он, – из книги Второзакония, и означает, что сын блудницы не может войти в общество Господне, и десятое поколение его не может войти в общество Господне.
Я с недоверием уставился на него.
– Тебя же готовили в священники, когда мы встретились!
– И я бросил учебу, – сказал он. – Пришлось. Как я могу быть священником, если Господь изгоняет меня из своей паствы.
– Ладно, ты не можешь быть священником, – сказал я, – зато ты можешь жениться!
– Usque ad decimam generationem, – произнес он. – Мои дети будут прокляты, и их дети тоже, и так целых десять поколений.
– Значит, судьба каждого бастарда предрешена?
– Так говорит Господь, лорд.
– Тогда это жестокий бог, – сердито заключил я и, повернувшись к нему, увидел, что он горюет искренне. – Не твоя вина, что Альфред обрюхатил служанку.
– Верно, лорд.
– Тогда как его грех может влиять на тебя?
– Господь не всегда справедлив, он просто действует по своим правилам.
– Ничего себе, просто! Значит, если я не могу поймать вора, я вместо этого должен отхлестать кнутом его детей – вот так, просто!
– Господь ненавидит грех, лорд, а нет лучшего способа отвратить от греха, чем пригрозить суровым наказанием. – Он направил лошадь к левой стороне дороги, чтобы пропустить вереницу вьючных лошадей. Они шли на север и везли овчину. – Если бы Господь строго не наказывал нас, – продолжал Осферт, – тогда что могло бы помешать греху распространяться?
– А мне нравится грешить, – сказал я и обратился к всаднику, чьи слуги вели вьючных лошадей. – Альфред жив? – спросил я.
– Едва-едва, – ответил мужчина. Он перекрестился и благодарно кивнул, когда я пожелал ему спокойного путешествия.
Осферт продолжал хмуриться.
– Зачем ты привел меня сюда, лорд? – поинтересовался он.
– А почему бы нет?
– Ты мог бы взять с собой Финана, а взял меня.
– Ты не хочешь повидаться с отцом?
Некоторое время он молчал, затем повернулся ко мне, и я увидел слезы в его глазах.
– Хочу, лорд.
– Вот поэтому я и взял тебя, – сказал я.
За поворотом дороги нашим взорам открылся лежащий внизу Уинтансестер с новой церковью, которая возвышалась над морем крыш.
Уинтансестер был, естественно, главным из всех бургов Альфреда, то есть городов, укрепленных против нападения датчан. Он был окружен глубоким рвом с палисадом на высоком берегу. Мало кто решился бы напасть на эту крепость: подобная затея закончилась бы полной катастрофой. Ее защитники, как и люди Хестена, имели бы все преимущества и могли бы обстреливать врага и забрасывать его камнями, а нападающим пришлось бы пробираться через препятствия и забираться по приставным лестницам под угрозой быть сброшенным вниз ударом топора. Именно бурги Альфреда сделали Уэссекс безопасным. Да, датчане совершали набеги на окрестности бургов, но все более-менее ценное находилось в пределах стен, поэтому врагам оставалось лишь выкрикивать тщетные угрозы. Захватить такую крепость можно было только через осаду, чтобы взять гарнизон измором, но на это ушли бы недели или даже месяцы, и все это время осаждающие оставались бы открытыми для нападения войск из других крепостей. Так что единственный способ состоял в том, чтобы бросать людей на стены и смотреть, как они гибнут во рву, а датчане всегда бережно относились к своим людям. Бурги – это цитадели, недостижимые для датчан, подумал я, а Беббанбург тверже, чем любой бург.
