Помахиваемого серафимами чьих отзвуки шагов звенели по ковровому полу.
"Негодяй" я крикнул "твой Господь наградил тебя – этими ангелами которыми он послал тебе
Передышку – передышку и напиток забытья, от твоих воспоминаний о Леноре;
Испей, же испей этот добрый напиток забытья и забудь эту потерянную Ленору"
Молвил Ворон "Никогда больше"
"Пророк!" сказал я "дитя зла! – все равно пророк, либо птица либо дьявол!-
Искуситель ли послал, иль буря закинула тебя сюда на землю,
Брошенный всеми все же еще несломленный, на этой пустынной земле околдованной -
В этом доме Ужасом обитаемом – скажи мне правдиво, я молю -
Есть ли – есть ли бальзам в Гилиде? – скажи мне – скажи мне, я молю!"
Молвил Ворон "Никогда больше"
"Пророк!" сказал я "дитя зла! – все равно пророк, либо птица либо дьявол!-
Этим Небом что изгибается над нами – этим Богом которого мы оба обожаем -
Скажи этой душе печалью отягощенной, в пределах далекого Эдэна,
Найдется ли святая дева кого ангелы зовут Ленорой -
Необычная и жизнерадостная дева кого ангелы зовут Ленорой
Молвил Ворон "Никогда больше"
"Да будет это слово нашим знаком в раздоре, птица али сатана," я заорал, вскакивая -
"Прочь пошел назад в бурю и Темный загробный край!
Не оставь черного пера как знака той лжи которую твоя душа сказала!
Оставь мое одиночество нетронутым! – покинь бюст над моей дверью
Вынь свой клюв из моего сердца, и убери свой образ с моей двери!"
Молвил Ворон "Никогда больше"
И Ворон, никогда не полетав, все еще сидит, все еще сидит
На бледном бюсте Палласа прямо над дверью моей комнаты,
И его глаза полны вида дьявола что мечтает,
И лампы свет на нем струящийся отбрасывает его тень на полу
И моя душа от этой тени что лежит плавая на полу
Не должна быть поднята – никогда больше!
Александр Милитарев 2003
Ворон
Как-то ночью в полудреме я сидел в пустынном доме
над престранным изреченьем инкунабулы одной,
головой клонясь все ниже… Вдруг сквозь сон – все ближе, ближе
то ли скрип в оконной нише, то ли скрежет за стеной.
"Кто, – пробормотал я, – бродит там в потемках за стеной,
в этот поздний час ночной?"
Помню, в полночь это было: за окном декабрь унылый,
на ковре узор чертило углей тлеющих пятно.
Я не мог уснуть и в чтеньи от любви искал забвенья,
от тоски по той, чье имя света горнего полно,
по Лино, по той, чье имя в небесах наречено,
той, что нет давным-давно.
А шелков чуть слышный шорох, шепоток в багровых шторах
обволакивал мне душу смутных страхов пеленой!
И, глуша сердцебиенье, я решил без промедленья
дверь открыть в свои владенья тем, кто в поздний час ночной
ищут крова и спасенья в этот поздний час ночной
от стихии ледяной.
Быстро подойдя к порогу, вслух сказал я: "Ради Бога,
сэр или мадам, простите – сам не знаю, что со мной!
Я давно оставлен всеми… вы пришли в такое время…
стука в дверь не ждал совсем я – слишком свыкся с тишиной".
Так сказав, я дверь наружу распахнул – передо мной
мрак, один лишь мрак ночной.
В дом с крыльца скользнул я тенью, от себя гоня в смятеньи
то, что даже в сновиденьи смертным видеть не дано.
А когда замкнулся снова круг безмолвия ночного,
в тишине возникло слово, тихий вздох: "Лино… Лино…".
Но услышал лишь себя я – эхо, мне шепнув "Лино…",
смолкло, вдаль унесено.
Только дверь за мной закрылась (о, как гулко сердце билось!),
вновь усиленный молчаньем, оттененный тишиной
тот же звук раздался где-то. "Что ж, – подумал я, – раз нету
никого там, значит, это ветер воет за стеной.
Просто ветер, налетая из зимы, из тьмы ночной
бьется в ставни за стеной".
Настежь тут окно раскрыл я. Вдруг зашелестели крылья
и угрюмый черный ворон, вестник древности земной,
без поклона шагом твердым в дом вошел походкой лорда,
взмах крылом – и замер гордо он на притолоке дверной,
сел на белый бюст Паллады – там, на притолоке дверной,
сел – и замер надо мной.
От испуга я очнулся и невольно улыбнулся:
так был чопорен и важен, так вздымал он гордо грудь!
"Хоть хохол твой и приглажен, – я заметил, – но отважен
должен быть ты, ибо страшен из Страны Забвенья путь.
Как же звать тебя, о Ворон, через Стикс державший путь?"
Каркнул ворон: "неверррнуть!".
Что ж, не мог не подивиться я руладе глупой птицы:
хоть ответ и не был связным, к месту не был он ничуть,
никогда б я не поверил, чтобы в комнате над дверью
видел этакого зверя кто-нибудь когда-нибудь -
чтоб на мраморной Палладе обнаружил кто-нибудь
тварь по кличке "Неверррнуть".
Но издав свой хрип бредовый, ворон вдаль глядел сурово,
как певец, когда сорвется с вещих струн последний звук.
Так сидел он, тень немая, черных крыл не подымая,
и вздохнул я: "Понимаю: ты пришел ко мне как друг,
но тому, чей дом – могила, ни друзей уж, ни подруг…"
