Моя работа по редактированию «Периодов полураспада» натолкнулась на естественное препятствие, когда Луизу Рей столкнули с моста и чертова рукопись рассеялась в море разрозненными страницами. Я рвал на себе волосы и бил себя в грудь. Существовала ли вторая часть вообще? Может, она засунута в коробку из-под обуви в квартирке Хилари В. на Манхэттене? Или все еще пребывает в ее творящей матке? В двадцатый раз рылся я в укромных уголках своего портфеля в поисках сопроводительного письма, но оно осталось в моем кабинете на Хеймаркете.
Остальные литературные поживы были крайне скудными. Уорлок-Уильямс сказал мне, что прежде в «Доме Авроры» была маленькая библиотека, ныне законсервированная. («Желевидение для обычных людей намного Реальнее, вот что к этому привело».) Чтобы обнаружить эту «библиотеку», мне понадобилась шахтерская каска и чертова кирка. Она оказалась в тупике, блокированном стендом, сплошь увешанным дощечками с именами участников Великой войны
[177]
и озаглавленным «Чтобы помнили». Пыль там лежала глубоким, рыхлым и ровным слоем. Одну из полок занимали старые номера журнала «Наша Англия», имелась дюжина вестернов Зейна Грея
[178]
(набранных крупным кеглем) и поваренная книга, озаглавленная «Пожалуйста, мне без мяса!». Кроме того, наличествовали экземпляры «На Западном фронте без перемен»
[179]
(на полях этой книги некий одаренный школьник когда-то давно изобразил комикс: карикатурный человечек, мастурбирующий свой собственный нос, — где-то они теперь?) и «Небесных ягуаров», замысловатого повествования о буднях вертолетчиков, написанного «самым передовым военно-приключенческим автором Америки» (но, как мне случилось узнать, на самом деле принадлежащего перу одного из «негров» его «командного центра» — имен называть не буду, ибо опасаюсь судебных преследований), а все остальное, говоря откровенно, было полным дерьмом.
Я смирился с такой своей участью и взял всю партию. Голодающему и картофельные очистки сойдут за изысканное блюдо.
Добро пожаловать на сцену, Эрни Блэксмит и Вероника Костелло, ваше время пришло. У нас с Эрни бывали и трения, но это не главное: если бы не они, собратья-диссиденты, то сестра Нокс и до сего дня по самые мои чертовы уши накачивала бы меня всякой дрянью. В один из пасмурных дней, когда Неумершие занялись после полудня репетицией Большого Сна, персонал проводил какое-то совещание и единственные звуки, нарушавшие дремоту «Дома Авроры», порождались в состязании между Толстой Кишкой и Выходным Клапаном, я заметил нечто необычное: чья-то беззаботная рука оставила парадную дверь приоткрытой. Я выбрался наружу с целью рекогносцировки, взяв на вооружение басню о головокружении и потребности в свежем воздухе. Губы мои ожгло холодом, и меня бросило в дрожь! За время болезни я потерял весь свой подкожный жир; из якобы Фальстафа я стал походить фигурой на изможденного Иоанна Гентского.
[180]
Это была моя первая вылазка наружу со дня удара, случившегося полтора месяца назад. В своем «кругосветном плавании» по прилегающей территории я обнаружил развалины старого здания, а затем пробрался через неухоженный кустарник к выстроенной по периметру кирпичной стене, чтобы посмотреть, нет ли в ней каких-нибудь брешей. Какой-нибудь сапер-минер из спецназа перелез бы через нее с помощью нейлоновой веревки, но никак не жертва инсульта с тростью в руке. Вдоль моего пути ветер развеивал и снова собирал в кучи побуревшие листья. Я подошел к величественным металлическим воротам, открывавшимся и закрывавшимся какой-то электронно-пневматической штуковиной. Черт возьми, у них была даже камера наблюдения! Плюс прямой местный телефон! Я представил себе, как сестра Нокс хвастает детям (чуть было не написал «родителям») возможных обитателей, что благодаря этим искусным приспособлениям для надзора они пребывают в полной безопасности и могут спать совершенно спокойно, подразумевая, конечно, совсем другое: «Вовремя платите нам денежки, и свою птичку вы не услышите». Вид этот не сулил ничего хорошего. Эд находился южнее, на расстоянии половины дня пути для крепкого молодого человека, шагающего по обочине дороги, вдоль которой выстроились одни лишь телеграфные столбы. Только заблудившийся отдыхающий мог когда-нибудь набрести на ворота этого заведения. Шагая обратно по подъездной аллее, я услышал взвизг шин и яростный сигнал клаксона. Отойдя в сторону и обернувшись, увидел красный, как Юпитер, внедорожник. За рулем сидел быкообразный субъект в серебристой куртке с капюшоном, что так нравятся учредителям трансполярных благотворительных фондов. «Рейнджровер», проскрежетав по гравию, остановился у крыльца, и водитель развязной походкой направился в контору, словно летчик-ас из «Небесных ягуаров». Возвращаясь к парадному входу, я проходил мимо котельной. Из-за ее двери высунулась голова Эрни Блэксмита.
— Как насчет глоточка огненной воды, мистер Кавендиш?
Упрашивать меня не пришлось. В котельной пахло удобрениями, но она была согрета угольной топкой котла. На мешке угля восседал, издавая довольное детское гуканье, мистер Микс — давнишний обитатель этого заведения, считавшийся его талисманом. Эрни Блэксмит относился к тем спокойным людям, которых с первого взгляда не замечаешь. Этот наблюдательный шотландец поддерживал хорошие отношения с дамой по имени Вероника Костелло, которая, как гласила легенда, владела самым лучшим шляпным магазином в Эдинбурге за всю его историю. Эта пара вела себя, словно постояльцы убогой чеховской гостиницы. Они уважали мое желание выглядеть жалким хмырем, а я за это уважал их. Сейчас Эрни извлек из ящика для угля бутылку ирландского виски.
— Вы слишком беспечны, если рассчитываете выбраться отсюда без вертолета.
Причин выдавать себя не было.
— Кто? Я?
Мой блеф разбился на куски о Скалу Эрни.
— Присаживайтесь, — сказал он мне, суровый и всезнающий.
— У вас здесь уютно, — сказал я, усевшись.
— Когда-то я был профессиональным истопником. Здесь обслуживаю котлы бесплатно, так что администрация закрывает глаза на одну-две маленькие вольности, которые я себе разрешаю. — Эрни щедро наполнил два пластмассовых стакана. — Ну, долой заботы!
Дождь над Серенгети!
[181]
Кактусы расцвели, гепарды так и скачут!
