Книга Облачный атлас, страница 110. Автор книги Дэвид Митчелл

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Облачный атлас»

Cтраница 110

— А, мисс Ю, — произнесла Настоятельница, — еще одна ранняя пташка.

Я пожелала ей доброго утра.

Колонистов помоложе, поведала мне старуха, беспокоят ее прогулки до восхода солнца — тревожатся, как бы она не упала с края скалы. Она достала из рукава трубку, набила ее чашечку и закурила. Грубые местные листья, признала она, но вкус к утонченным мальборо она утратила многие годы назад. Мне, по причине молодых легких, она предлагать не будет, сказала Настоятельница, но в ее возрасте это уже ничего не значит. У дыма был запах ароматной кожи и сухого навоза.

Я спросила у нее о каменной фигуре на откосе по ту сторону залива.

А, старый отшельник, кивнула она. У Сиддхартхи есть и другие имена, но сейчас все они забыты. Ее предшественницы знали все притчи и проповеди, однако прежняя Настоятельница и старшие монахини были приговорены к Дому Света пятьдесят лет назад, когда непотребительские религии, а с ними и монастыри, были объявлены вне закона. Нынешняя Настоятельница была тогда послушницей, так что Единодушие сочло ее достаточно молодой для переориентации. Она воспитывалась в сиротском доме городища Пёрл-Сити, но, по ее словам, никогда не покидала своего монастыря духовно. Вернулась она спустя многие годы и нашла теперешнюю колонию в полном упадке.

Я спросила, в самом ли деле Сиддхартха является богом.

Многие так его называли, согласилась Настоятельница, но Сиддхартха не оказывает влияния на судьбу или погоду, не выполняет многих из традиционных божественных функций. Он не повышает удачливость, не отводит наказаний, не защищает нас от боли, причиняемой жизнью. Скорее, Сиддхартха умер как человек, но остался жив как идеал. Этот человек учил, как преодолевать боль и как заслужить более высокую реинкарнацию в будущих жизненных сроках. Она по-прежнему молится ему так рано по утрам, «чтобы он знал, насколько я серьезна», хотя верующих среди колонистов немного.

Я выразила надежду, что Сиддхартха реинкарнирует меня в ее колонии.

Теперь свет наступающего дня очерчивал мир вокруг нас более четко. Настоятельница спросила, почему я на это надеюсь.

Чтобы выразить свои чувства в словах, потребовалось некоторое время, но Настоятельница не принадлежала к тем, кто поторапливает собеседников с мыслями. Наконец я сформулировала причину: единственными чистокровными, в глазах у которых не видна всегдашняя неудовлетворенность потребителей, оказались колонисты, с которыми я познакомилась.

Настоятельница понимающе кивнула. Если потребители достигнут исполнения желаний в значительном объеме и окажутся удовлетворены своей жизнью, стала размышлять она вслух, с плутократией будет покончено. Вот почему их колония так оскорбляет государство. Представители Масс-медиа крайне заинтересованы в том, чтобы обливать презрением такие вот колонии, сравнивая их с ленточными червями, обвиняя в краже дождевой воды у Водной Корпорации, отчислений за пользование землей — у держателей патентов Овощной Корпорации, кислорода — у Воздушной Корпорации.

— Может наступить такой день, — сказала Настоятельница, — когда Совет сочтет, что они являются жизнеспособной альтернативой корпократической идеологии. Тогда «паразитов» переименуют в «террористов», с неба хлынут ливни «умных» бомб — и все наши туннели затопит огонь.

Я заметила, что колония должна процветать невидимо, подспудно.

— Именно. — Она понизила голос, так что мне пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова. — Полагаю, для этого требуется такое же умение сохранять равновесие и держать себя в руках, как и для того, чтобы выдавать себя за чистокровную.


Она с самого начала знала, что вы не чистокровная? Откуда?

Мне показалось бестактным спрашивать об этом. Может быть, кто-то подсмотрел, как я принимаю Мыло. Моя хозяйка сообщила мне, что опыт научил колонистов по-дружески приглядывать за своими гостями, даже за Союзниками и их друзьями.

— Это противоречит старинному монастырскому кодексу гостеприимства, — извиняющимся тоном сказала Настоятельница, — но более молодые колонисты твердо настаивают на бдительности, особенно в мире, где каждый может стать кем угодно, проведя один день у лицеправа.


Почему она показала свою осведомленность?

Не знаю, возможно, лишь для того, чтобы выразить солидарность. Изо всех преступлений Чучхе ничто, по словам Настоятельницы, не является более гнусным, чем создание «подслоя рабов».


Полагаю, она имела в виду фабрикантов? Но говорила ли она конкретно — о прислугах в ресторациях, или в общем — обо всех фабрикантах Ни-Со-Копроса?

Тогда я не поняла, я узнала об этом только на следующий вечер, в Пусане. Но к тому времени во дворе уже гремели кастрюли, готовился завтрак. Настоятельница посмотрела в расщелину, ведшую во двор, и переменила тон.

— И кто же наш молодой койот?

Немой мальчик подошел к нам неслышным шагом и, улыбаясь, уселся у ног Настоятельницы. Солнечный свет склонился с востока над миром, возвращая нежные краски полевым цветам.


Стало быть, пошел второй ваш день в качестве беженки.

Да. Хэ-Чжу позавтракал картофельными лепешками и инжирным медом; в отличие от предыдущего вечера никто не настаивал, чтобы я ела пищу чистокровных. Когда мы прощались, две или три девочки-подростка, глаза у которых были на мокром месте из-за отбытия Хэ-Чжу, стреляли в меня ненавидящими взглядами, что очень забавляло моего проводника. В каких-то отношениях Хэ-Чжу был закаленным революционером, но в других все еще оставался мальчишкой. Настоятельница обняла меня и шепнула на ухо:

— Я буду молиться за тебя старому отшельнику.

Провожаемые взглядом ее божества, мы покинули это высокогорье с разреженным воздухом и через шумливый лес двинулись вниз, где нашли свой форд, никем не тронутый.

До Йонджу мы продвигались вполне сносно. Миновали колонну направлявшихся на север лесовозов, водителями которых, как я заметила, были дородные фабриканты одного и того же корневого типа. Но рисовые поля к северу от озера Андонгхо изрезаны открытыми проселками для перевозки леса, так что большую часть дня мы оставались внутри форда, прячась от Глаз-Спутников, часов до пятнадцати.

Переезжая через старый подвесной мост над разъяренной рекой Чувансан, мы выбрались наружу поразмять ноги. Хэ-Чжу извинился за свой мочевой пузырь чистокровного и помочился в деревья, росшие сотней метров ниже. Стоя с другой стороны, я изучала черно-белых попугаев, облепивших уступы вулканической породы, все в пятнах гуано; хлопанье их крыльев и выкрики напомнили мне Бум-Сук Кима и его чиновных приятелей. Вверх по течению ущелье поворачивало в сторону, а ниже Чувансан пролагал себе дорогу через сглаженные холмы, прежде чем исчезнуть под навесом Ульсона для отправления своих канализационных обязанностей. Над мегаполисом висели грозди авиеток: черно-серебристые точки.

Внезапно тросы моста застонали под тяжестью сверкающего чиновного форда. Повстречаться со столь дорогим авто на сельской дороге было крайне подозрительно. Хэ-Чжу забрался в наш форд, чтобы взять свой кольт. Он вылез обратно, держа руку в кармане куртки, и негромко велел мне предоставить ему вести все переговоры и быть готовой укрыться за нашим фордом, если водитель достанет кольт.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация