Хотя внешне дедушка казался суровым, у него был мягкий нрав, и он был своего рода наставником для молодых людей под его командованием. Однако, как я помнил из детства, нужно было глубоко копнуть, чтобы увидеть, что он кроткий человек. Он был опытным боксером и в начале 1930-х годов стал чемпионом Имперской боксерской ассоциации среди борцов полутяжелого веса. В то время вооруженные силы Британской империи все еще были могущественными. Боксерские матчи проходили на борту линкоров (в случае Эдварда это был матч между суднами «Ревендж» и «Худ») или в портах, например в Портсмуте или Мальте. Финальные соревнования между представителями разных видов вооруженных сил проводились на стадионе в Хай-Холборн.
В вырезке из газеты 1931 года говорится о его победе над Кеннеди в категории боксеров полутяжелого веса: «Кеннеди не скрывал попыток одержать победу с помощью нокаута, однако во втором раунде он был шокирован тем, что Альбертс уложил его на ринг. Последний раунд был захватывающим. Альбертс повалил Кеннеди пять раз в безумной схватке ближе к концу раунда. Альбертс сам дважды был уложен на ринг, но сделал достаточно, чтобы уверенно одержать победу».
Эдвард обучился подводному плаванию и во время Второй мировой войны, когда в британское судно «Королева Елизавета» попала итальянская торпеда в Александрийской гавани, погрузился в мутную воду в традиционном водолазном шлеме и свинцовых ботинках, чтобы залатать брешь в корпусе. За эти подвиги его дважды упоминали в депешах, и ему чудом удалось избежать смерти на тонущем корабле, в отличие от некоторых товарищей.
Однако служба мужа на флоте отрицательно сказалась на бабушке Кэтрин. Когда Эдварду было за 30, он почти всегда был в море. Их старшая дочь, моя тетя Джорджина, не видела отца до трех лет, а когда они наконец встретились, была явно зла и расстроена, что внимание матери теперь было сосредоточено не на ней одной. Кэтрин осталась одна с Джорджиной и вторым ребенком, которого тоже звали Эдвард. Как и многие другие женщины в военное время, бабушка воспитывала детей в одиночку и кормила их в основном пайками. У всех были опасения, что Германия вторгнется в Британию, поэтому дед оставил жене револьвер и сказал, что если нацисты придут, то ей придется застрелить сначала детей, а потом себя. Портсмут был главной целью люфтваффе
[32], и необходимость постоянно спускаться в бомбоубежище в саду только добавляла беспокойства.
Несмотря на бомбардировщики над Портсмутом и мини-субмарины в Средиземном море, вся семья пережила войну. Эдвард вернулся домой и стал инструктором в артиллерийской школе (несомненно, там он всем рассказывал истории о войне). Как и для многих пар в то время, долгожданное воссоединение не было счастливым. Джорджина была сложным ребенком и всегда вставала между бабушкой и дедушкой, обостряя напряжение. В подростковом возрасте у тети возникла паранойя: ей казалось, что все на автобусной остановке смотрят на нее. У нее также появились параноидальные идеи о своей семье: она обвиняла родителей в том, что они подглядывают за ней в спальне и, как ни странно, портят носовые накладки ее очков.
Моя мать и ее младшая сестра родились вскоре после войны, и, вероятно, четверо детей и усугубляющиеся проблемы Джорджины испортили бабушке нервы. Семья разделилась: Эдвард регулярно брал других детей на велосипедные или пешие прогулки вдоль берега моря, в то время как Кэтрин оставалась дома с Джорджиной, которая терпеть не могла проводить время с братом и сестрами.
Я лишь недавно услышал полную версию этой истории, и, как вы можете себе представить, у меня до сих пор выступают слезы на глазах, когда рассказываю ее. Хотя у Джорджины были проблемы, со стороны их семья казалась нормальной и уважаемой. Моя мама помнит, как в детстве пыталась сохранить мир в семье, причем не только между родителями, но также между Джорджиной и другими детьми.
Дядя Эдвард позднее покинул Портсмут и стал журналистом газеты Manchester Guardian, но Джорджина осталась дома и выучилась на секретаря. Она стала встречаться с Чарли, который тоже служил в Королевском флоте. Таким образом, она обрекла себя на постоянную разлуку и одиночество. Представители моей профессии считают, что дети иногда бессознательно повторяют жизненный выбор и ошибки родителей. Относилось ли это к Джорджине?
Поженившись, Джорджина и Чарли уехали на Мальту, где была база Королевского флота. Вскоре после свадьбы муж тети снова ушел в море, и их первая дочь Луиза родилась на Мальте. Девочка страдала коликами и постоянно плакала, и Джорджине никто с ней не помогал (патронажа тогда не существовало). Тетя не справлялась. В отчаянии она написала Чарли, что ее «уже не будет», когда он вернется. Во флоте стало известно об этих проблемах, и было решено, что это не пойдет на пользу моральному духу на борту, поэтому Чарли отправили на базу недалеко от Портсмута. Чарли и Джорджина поселились в квартире неподалеку от родительского дома, прямо за углом отеля Квинс в районе Саутси.
Хотя Чарли вернулся в Портсмут и был рядом с ней, Джорджина все равно не справлялась с материнством. Луиза была беспокойным ребенком и часто плакала. Несмотря на это, моя мама помнила, как держала на руках пятимесячную племянницу, брала ее на долгие прогулки в коляске и безмерно гордилась сестрой.
Однако психическое состояние Джорджины ухудшилось, паранойя усугубилась, и у нее появились бредовые идеи о том, что другие люди наблюдают за ней и хотят причинить вред. Уверенная, что чем-то заражена, Джорджина натирала себя чистящим порошком в ванне. У нее постепенно развивался послеродовой психоз, но в то время это состояние было малоизучено. При поддержке других людей она продолжала воспитывать своего ребенка.
Некоторое время спустя, когда моей матери было около 14, к ним домой пришел Чарли. Мама вошла в комнату и удивилась, увидев, что отец сидит, опустив голову на руки. Он был опустошен тем, что сообщил ему Чарли.
Эдварду, вероятно, было трудно описать дочери, что произошло между ее старшей сестрой и племянницей. Он объяснил, что Джорджина убила своего ребенка и была арестована. Мама была поражена этой новостью, и она помнит, как отец отвел ее в местный полицейский участок. Когда Эдвард вошел в камеру к Джорджине, моей матери пришлось ждать снаружи. Она была очень расстроена и злилась на сестру за то, что она сделала с ее маленькой племянницей Луизой. По окончании свидания она пошла домой рука об руку с моим дедом, который, разумеется, плакал.
Мама говорит, что тяжелее всего ей было видеть, как поступок сестры повлиял на закаленного отца, героя войны. На следующий день, стоя в очереди за марками на почте, она услышала разговор двух пожилых дам. Одна сказала другой: «Ты слышала о женщине, убившей своего ребенка? Надеюсь, ее повесят».
В этот момент моя мама ощутила, как гнев на сестру сменился состраданием, смешанным с глубоким чувством стыда. Поскольку смертную казнь отменили только пятью годами позже, Джорджине действительно грозило повешение за совершение убийства. Ее мог спасти только психиатрический диагноз.
