В течение всей жизни он оставался осторожным человеком и сумел осенить себя ореолом справедливости. Его поступки, его образ жизни, его внешность – все укрепляло эту веру в его неприступную, неподкупную честность. Но столь цветущее, по-видимому, жизненное древо фирмы «Мартинец» подтачивал червь. И этот червь был Мартинец-сын, Мануэль, который в свое время с грехом пополам выдержал экзамен в парижской Сорбонне. Но зато молодой человек был центром внимания в Латинском квартале города благодаря своему образу жизни, блиставшему самыми циничными пороками. Прослыть испорченным в Париже стоит недешево, и молодой Мартинец расточил там деньги в размерах, причинивших много беспорядка в несгораемых шкафах старого Мартинеца.
Но дон Хозе любил сына, красивого, как Адонис, и очаровательного, как Алкивиад. Блестящие пороки Мануэля льстили его самолюбию и наполняли отцовское сердце гордостью. Он хитро и осторожно выкачивал деньги из карманов своих клиентов в пользу хорошеньких любовниц Мануэля и на покрытие его проигрышей в клубе. Молодежь должна перебеситься, думал он. И Мануэль с веселой дерзостью бросался на ложные радости жизни. Его знали в среде прожигателей жизни от бульвара Сен-Мишель до вокзала Монпарнас.
Все это, конечно, могло бы пройти без больших затруднений и неприятностей для оборотов фирмы, так как доходы дона Хозе были очень велики. Но к несчастью случилось, что юный и неотразимый перуанец был вовлечен в биржевую игру богатыми и влиятельными друзьями. Красивый Мануэль, как и все смазливые юноши, был самоуверенным глупцом и благодарной жертвой для всяческих обманов. Его долги росли, и он ничего не имел против того, чтобы получить возможность одним ударом освободиться от всех кредиторов. Ему удалось завоевать сочувствие дона Хозе к этим его намерениям. У старого юриста в глубине души был маленький уголок, где пряталась и порой ворчала страсть к игре.
С небольшим капиталом и кредитом отца Мануэль включился в бесплоднейшую и пошлейшую азартную биржевую игру. Но ростовщики оказались жестокими к нему. Они заманили его маленькими выигрышами, которые постепенно превратились в огромные проигрыши. Красивый Мануэль был обчищен до нитки. Его любовницы охладели к нему, его портные выражали нетерпение, а его банк беспрестанно требовал все новых взносов. Дон Хозе платил и платил, сперва из своих собственных средств, а затем, когда они подошли к концу, из чужих. Он слепо доверял своему красивому сыну, ловко составленные телеграммы которого изобиловали блистательными перспективами на будущее. Наконец в один прекрасный день на Мануэля обрушился решающий удар… Его отъезд из Парижа весьма походил на бегство. Он оплатил свое возвращение целым рядом векселей на имя отца и приехал прямо в Перу, где вот уже полгода упражнял свои чарующие качества в клубах и дансингах.
Теперь отец и сын, за спущенными гардинами, развалясь каждый в своем кресле, обсуждали положение.
– Тебе вовсе не надо жениться на ней, – говорил дон Хозе своим благозвучным голосом, проливающим всегда утешающий бальзам на скорби вдов и сирот, тосковавших в его приемной. – Но Сен-Клэр был моим другом. Моя, – гм, гм, – совесть была бы несколько спокойнее, если бы малютка вошла в нашу семью.
Приторно красивое лицо юного Мануэля выразило слабые признаки удивления.
– Честное слово, я еще не знаю, хочет ли она замуж за меня, – сказал он медленно, с принужденным смехом.
– Пустяки, – сказал вдруг жестко отец, – это для нее единственный случай… Для бедной девушки…
Молодой человек, казалось, вернул снова свое прекрасное расположение духа.
– Да, да, это правда, – шумно засмеялся он, – у нее, конечно, нет ни гроша.
Старый джентльмен посмотрел на сына с упреком.
– Профессор Сен-Клэр был необыкновенно одаренным человеком, – проговорил он наставительно. – Но немного непрактичным и неосторожным.
– Ну да, он ведь доверил тебе свои деньги, когда уехал.
Дон Хозе опасливо осмотрелся вокруг.
– Лучше не говорить так громко… Его завещание исчезло, а свидетели погибли.
– Не ты ли устроил это дело?
– Упаси боже, нет! Что ты болтаешь, Мануэль? Но они нам больше не помешают. Часть состояния Сен-Клэра была вложена в наше собственное дело, это было счастьем, не то нам пришлось бы плохо, Мануэль!
– Но разве ты не намерен уделить кое-что этой девчонке?
– Нет, – ответил спокойно дон Хозе. – Не больше, чем это предписывает мне старая дружба с Сен-Клэром. Если ты женишься на ней, то все будет гораздо легче. Ты пожертвуешь собой, но зато…
Мануэль подскочил в глубоком кресле.
– Ты слишком мало ее знаешь, – сказал он с раздражением. – Она самая странная девушка, какую я когда-либо встречал. Я охотно пожертвую жизнью, чтобы получить ее. Но я не думаю, чтобы она согласилась выйти за меня замуж даже под угрозой попасть в самые безжалостные тиски бедности.
Дон Хозе с изумлением посмотрел на сына.
– Что ты говоришь, Мануэль? Она, наверное, спятила.
– Наоборот. Она слишком умна. Я же чувствую, что она видит меня насквозь. Я даже не удивлюсь, если она подозревает кое-что…
– Невозможно. Сен-Клэр взял с собой дубликат завещания.
– А если теперь вдруг найдут его тело?
Самоуверенная улыбка сморщила губы старого джентльмена.
– Ты, значит, мало знаешь девственные леса Амазонки и утесы Кордильер, мой мальчик. Там пожирается все. Даже природа в этой местности обладает аппетитом.
– Но его спутники?
– Трое из них умерли прежде, чем Сен-Клэр достиг границы Перу, а после этого никто ничего не слыхал о нем. Это было больше года тому назад.
– Не находишь ли ты, что мы поступаем не очень правильно с молодой девицей?
Дон Хозе зорко взглянул на сына.
– Именно ты довел меня до этого, – сказал он холодно. – Ты должен помнить, что твои безумные спекуляции заставили меня искать необходимый выход. Состояние Сен-Клэра спасло нас от разорения и скандала. И если маленькая Инес так высоко задирает нос, что отказывается от такого мужа, как ты, то она не заслуживает участия. К тому же у нее есть еще чековая книжка на тысячу фунтов, лежащих в Лондонском банке.
– Это выудить ты не смог? – спросил сын.
– Тебе нечего смеяться надо мной, Мануэль. Но я не желаю, по твоей милости, унизиться до открытого грабежа.
– А вилла?
Старый юрист нахмурил брови. Его глаза загорелись злобно, словно угли.
– Она будет продана, – сказал он отрывисто.
– А почему?
– Потому что мои книги показывают, что Раймонд Сен-Клэр должен мне слишком много денег и я могу покрыть его долг не иначе, как продажей бунгало.
Мануэль расхохотался, как безумный.
– Ты – сущий черт.
– Я – то, чем мне пришлось стать из-за тебя.
