– Что за бред? Разве они не слышали моих слов о том, что НДО встречается во всех слоях общества? Что речь идет о базовых биологических процессах? – у меня буквально опустились руки.
– Здесь возникает много недопонимания, – прозвучал голос сзади.
Я обернулась и увидела Нэнси Мэнникс, главу фонда, занимающегося НДО в канадской провинции Альберта. Каждая черта Нэнси соответствовала образу покровителя фонда: на ней был шикарно сидящий костюм кремового цвета, а ее стрижка воскрешала в памяти образ Жаклин Кеннеди. Ранее в тот же день Нэнси выступала с рассказом о собственном опыте обсуждения науки о мозге и скрининга на НДО с людьми, которые принимают политические решения, и специалистами-практиками по всей провинции. Она поразила меня тем, насколько точно понимала происходящее на местах. Было ясно, что эта женщина не боится засучить рукава и замарать руки. Тогда, слушая ее, я сделала в уме заметку, что нужно не забыть с ней познакомиться, и теперь была в восторге, когда она сама подошла к нам с Дженет.
– Мы столкнулись с аналогичной реакцией, когда продвигали скрининг на НДО в Альберте. Наибольшее противодействие мы встречаем со стороны людей, которые не знают ни научной, ни практической стороны вопроса. Я ни разу не слышала, чтобы кто-то говорил: «Я попробовал провести скрининг, но ничего не вышло» или «Нам пришлось прекратить».
Всего за несколько минут Нэнси и Дженет ввели меня в курс дела. Оказывается, в рамках подведения итогов выступлений, прозвучавших в течение дня, на мой призыв ввести повсеместный скрининг на НДО обрушилась жесткая критика, как только организаторы предложили слушателям высказать свое мнение. Активнее всего протестовали люди, которым казалось, что я «медикализирую» жизнь в неблагоприятных условиях, тогда как они, общественные активисты, уже давно пытаются разрешить вопросы социальной несправедливости, из-за которых такие условия и возникают. Прозвучал даже эмоционально заряженный термин «биологический детерминизм».
Такая критика больно жалила меня сразу по ряду причин, и в первую очередь потому, что я посвятила всю свою карьеру работе плечом к плечу с активными представителями сообществ, и все мы хотели одного: улучшить жизнь детей, которые оказались в уязвимом положении. Это и привело меня к изучению НДО и токсичного стресса. Почему-то на это не обращали внимания, а меня называли «врачом из Сан-Франциско, которая говорит нам о том, что наши дети ущербны». Это сбивало меня с толку и дезориентировало примерно так же, как когда сестра Джей впервые заявила о «токсичной пыли» в нашем здании.
– Я понимаю, почему людей пугают такие ярлыки, но поверь мне, на самом деле все не так, – сказала Дженет.
Она своими глазами видела, что дает масштабное внедрение скрининга на НДО. Дженет знала, что в самых разных организациях, которые поддерживал фонд Криттентона: от учреждений опеки до организаций, связанных с ювенальной юстицией, помогающих молодым мамам или жертвам сексуальной торговли, – информация об НДО воодушевляла молодых женщин и способствовала их преображению, а вовсе не навешиванию на них ярлыков.
Дженет рассказала нам историю о своей недавней поездке: вместе с восемнадцатью женщинами и девочками из разных программ фонда и разных штатов они отправились в Вашингтон, чтобы просветить политиков в вопросах скрининга на НДО. Прямо во время выступления Дженет заметила, как сидящая перед ней женщина склонила голову и заплакала. Дженет вспоминала, что подумала тогда: «Хоть раз кого-то это задело». Раньше никогда, ни разу такого не происходило. Дженет предложила сделать небольшой перерыв, подошла к молодой женщине и села рядом с ней.
– С вами все в порядке? – мягко спросила Дженет.
Женщина закивала.
– Да-да. Это не… я не расстроена. Вы меня не расстроили.
Не понимая, что происходит, Дженет склонилась к ней поближе. А женщина продолжила:
– Это слезы радости. Чистой радости.
– Почему радости? – удивилась Дженет.
– Потому что теперь я понимаю, почему я такая. Понимаю, почему мои близкие такие. Понимаю, почему мама нас воспитала так, как воспитала. И понимаю, что могу разорвать этот цикл для моих детей. Потому что я не жертва, а человек, который это пережил.
По словам Дженет, с того дня эта молодая женщина начала читать всю информацию, которую могла найти на тему токсичного стресса, и, осознавая, что предстоит долгая борьба, заявила: «Я понимаю, что мы с моей семьей шли к этому на протяжении поколений. И что процесс займет время. Но я знаю: я могу сделать лучший выбор. Не только для себя. Я могу сделать так, чтобы у моих детей не было 8, 9, 10 баллов по этой шкале». Сама женщина набрала десять баллов из десяти.
За годы работы сотрудники Национального фонда Криттентона обнаружили, что шкала НДО оказалась одним из лучших инструментов, помогающих девушкам найти свои сильные стороны и научиться защищать свои интересы. Как только в распоряжении женщин – подопечных фонда оказывалась эта информация, они получали возможность иначе взглянуть на обстоятельства своей жизни. Им больше не казалось, что они сами виноваты, что они слишком глупые или что с ними что-то не так. Понимания, как случившееся в прошлом способно влиять на их самочувствие в настоящем и отношение к себе, было достаточно, чтобы запустился процесс исцеления. Женщины осознавали, что их организм демонстрировал нормальную реакцию на ненормальные обстоятельства, случившиеся на разных этапах их жизней. Они нередко делились со своими братьями и сестрами: «Смотри, вот что с нами, оказывается, происходило». Девочки постарше, участвовавшие в программах фонда, рассказывали младшим про НДО и его влияние на них – потому что сами были бы рады, если бы кто-то сообщил им об этом раньше.
* * *
Наша беседа продолжалась. Нэнси Мэнникс рассказала о своей работе в Канаде. Она поведала, в частности, о скептическом отношении к пичканью людей лекарствами. Мало кто спорил с тем, что токсичный стресс обусловлен в первую очередь психологическими причинами, – а значит, последствия НДО можно назвать нормальной человеческой или даже культурной проблемой, которую не нужно превращать в медицинский диагноз; так почему же не дать учителям разобраться с проблемами в обучении, а психотерапевтам – с проблемами в поведении? Не слишком ли мы полагаемся на «нейронауку»?
Опыт работы Нэнси в Альберте сделал ее страстным приверженцем изучения токсичного стресса и идей о том, что скрининг на НДО является обязательной частью стандартной медицинской помощи. В 2005 году она наткнулась на исследование Фелитти и Анды, пытаясь разобраться в том, какую роль детские травмы играют в лечении зависимостей. Примерно тогда же Нэнси обнаружила работы Гарвардского центра развития детей, в которых прояснялась научная база для использования НДО при оценке токсичного стресса. В то время ее работа была сосредоточена на поиске людей и организаций, которые делали важную работу в сфере детского развития, психического здоровья и лечения зависимостей. Впервые ознакомившись с исследованием НДО, она почувствовала, что открыла фактор, на глубинном уровне связывающий сферы, которые так ее интересовали.
