– Мам, нам нужно уйти.
* * *
Два года спустя Кэролайн сидела в темной комнате с шестью другими женщинами и смотрела видео. Все эти женщины не были ей знакомы, но они тоже были матерями, которые оформили судебный запрет и которые, как и она, с удивлением смотрели на отражение самих себя в низкобюджетном видео, выпущенном по заказу суда. Фильм был не о них, а об их детях. На видео пара ссорилась в спальне, а маленькая девочка пустым взглядом смотрела в телевизор. Мальчик не реагировал на вопросы, которые ему задавали в школе. Другой мальчик набрасывался на сестру и бил ее так, как папа бил маму. Кэролайн помнит, что видео должно было объяснить людям и без того понятную истину: наблюдение за физическим насилием вредит детям. Но говорилось там и о другом, и это заставило ее ерзать на кончике стула: о вербальном и эмоциональном насилии.
Оказалось, что оно влияет на детей так же плохо. А может, даже хуже.
Дети на видео демонстрировали те же симптомы, что и Карл. И когда наконец показали малыша, который заплакал, стоило родителям начать ссориться, она вспомнила вой Карла на детском стульчике, когда ему было всего полгода.
И сама зарыдала.
* * *
Спустя годы, сидя в моей гостиной, она уже не плакала, но все равно была поражена.
– Я прожила так пятнадцать лет, – произнесла она, качая головой. – И думала, что это нормально. Я винила себя. Я все эти годы думала, что со мной что-то не так. Жаль, что никто не показал мне такое видео, пока я училась в школе.
Когда Кэролайн завершила свой рассказ, на окружавших ее лицах читались сочувствие, солидарность и удивление. Хотя многие из собравшихся на этом ужине женщин уже много лет знали Кэролайн, никто из них ни разу не слышал эту историю раньше.
Оказалось, она и предположить не могла, что подвергалась эмоциональному насилию, до тех пор, пока эти слова не произнес ее адвокат. Крики, запугивание и контролирующее поведение – вот чем они, оказывается, были.
– А как Карл поживает сейчас? – поинтересовалась Кэтлин.
– Намного лучше, – ответила Кэролайн.
Она рассказала, что перемены стали заметны вскоре после переезда. Сын не так быстро расстраивался и в целом вел себя спокойнее. Она снова отвела его к психологу, и они оба ходили на сеансы психотерапии, вместе и раздельно. Однако, как ни странно, больше всего на Карла повлияли изменения, на которые его мать пошла для себя. Кэролайн стала проводить больше времени с сыном и наедине с самой собой. Она вспомнила о своей любви к живописи и балету. Оказалось, она способна быть неторопливой и открытой. Она чувствовала себя спокойнее и мягче. И Карл будто бы насыщался энергией матери. Они вместе пошли в секцию скалолазания и стали заниматься йогой в гостиной их новой квартиры. В конце концов они приняли решение больше не принимать лекарства от СДВГ.
Поначалу после завершения приема медикаментов вернулись некоторые поведенческие проблемы. Карл очень остро на все реагировал и быстро расстраивался. Кэролайн постаралась объяснить учителям, как найти к нему подход. Они следили, чтобы он записывал на уроках, усилием воли переключался с одной задачи на другую, а затем, если нужно, возвращался к первой. Долгие годы он не мог освоить эти навыки, потому что был подавлен. С тех пор каждый раз, когда нежелательное поведение возвращалось, сама Кэролайн, учителя и психолог могли успешно работать с его проявлениями сообща.
Тут я вступила в разговор:
– Честно говоря, звучит так, словно Карл переживал токсичный стресс. Тогда понятно, почему твои действия так ему помогли, ведь исцеление от токсичного стресса выглядит именно так. Во-первых, это снижение воздействия неблагоприятных факторов; во-вторых, увеличение способности опекуна выступать в роли буфера для ребенка. Твое собственное здоровье на самом деле было невероятно важным элементом уравнения. Помнишь, в самолетах бортпроводники всегда говорят, что кислородную маску нужно надевать сначала на себя, а потом на ребенка. И это не шутки. У тебя у самой была дисрегуляция стрессового ответа, и твой ребенок, естественно, не мог справиться со своим. Понимать это крайне важно. Твоя забота о себе не была проявлением эгоизма, Карл нуждался именно в этом.
Кэролайн кивнула:
– Да, я заметила что, чем больше я делала для себя, тем лучше мой сын справлялся с трудностями.
– Просто поразительно, какую жизнестойкость проявляют дети, когда у них есть качественный буфер, – сказала я.
– Точно! Теперь он ходит на встречи с папой под наблюдением соцработника. И вот, скажем, он возвращается, и на встрече что-то его побеспокоило. В ближайшие несколько дней он может быть эмоционально неустойчив, но потом наша с ним общая жизнь возвращает его в привычную колею. Если бы только я поняла это раньше! Я бы ушла быстрее, – качая головой, заключила Кэролайн.
– Я наблюдаю подобные ситуации у своих клиентов каждый день – и знаешь, уйти не так легко, как кажется. Мне очень жаль, что тебе пришлось через это пройти. Именно из-за таких ситуаций нам нужно добиться того, чтобы скрининг проходили все. Большинство педиатров, увидев в своем кабинете тебя, шикарная мисс из журнала Time, о неблагоприятной обстановке в семье даже не спросили бы. Они побоялись бы тебя обидеть или заключили бы, что раз у тебя так хорошо идут дела на работе, значит, и дома наверняка все в порядке. Но если бы скрининг был частью стандартного протокола, они смогли разобраться бы, что происходит на самом деле.
Дженет, женщина-генератор, управляющая успешным интернет-магазином, заговорила с противоположной стороны стола:
– Это все чудесно, но давайте на минутку побудем реалистами. Всем понятно, почему скрининг необходим для каждого ребенка; но что делать, если ты сама уже взрослая, а у тебя в детстве был НДО? Можно ли как-то вылечиться? Честно говоря, я сейчас говорю о своем муже, Джоше.
– Очень даже можно. Никогда не поздно перепрограммировать свой стрессовый ответ, – сказала я. – Влияние вмешательств, направленных на токсичный стресс, во взрослом возрасте, скорее всего, окажет не такой сильный эффект, как в детстве, но тем не менее может быть значимым. Возможно, это звучит банально, но я должна повторить: в первую очередь важнее всего понять, в чем непосредственно заключается проблема.
Я поделилась с гостьями своим наблюдением о том, что многие люди со слишком активным стрессовым ответом не понимают, что именно происходит в их организме, поэтому очень много времени тратят на борьбу с симптомами – вместо того чтобы направить воздействие на корень проблемы. Если же понять, что происходит в действительности, то можно сделать первые реальные шаги к исцелению. Продолжая объяснять, я сообщила, что пациентам с токсичным стрессом мы рекомендуем шесть действий: наладить сон, организовать физическую активность, продумать питание, практиковать осознанность, заботиться о психическом здоровье и устанавливать здоровые отношения, – и все это в той же степени важно и для взрослых. Оценить свои действия по этим шести направлениям и обратиться к врачу – хороший план для начала. При необходимости можно попросить у терапевта направление к специалистам по сну, психическому здоровью и диетологии.
