Старик засунул руку в карман и пошарил в нем. Я бросился к двери, распахнул ее и спросил: «В чем дело, уважаемый?»
Успокойся, – сказала я себе. – И тут же все сигналы, которые тело посылало мне в последние недели, внутренняя тревога, перемены в теле, и вкус кофе… Но вот уже несколько месяцев, как я прекратила лечение – быть не может, что после стольких лет страданий и мучений вдруг случилось
Он, старик, немного испугался меня – без одежды я выглядел дико и воинственно – и произнес, улыбаясь: «Все в порядке, я только принес вам письмо из мэрии. Оно пришло к нам по ошибке»
И тут я наконец вспомнила о Яире и ребенке, осознав, что обязана во что бы то ни стало сохранять трезвость ума и отложить все прочие мысли до тех пор, пока Яир не впустит мальчика в дом
Старик протянул мне письмо и, вместо того, чтобы убраться восвояси, начал проявлять некоторый интерес к ситуации, заявив со знанием дела и как бы обращаясь к Идо, что маленькие дети могут подхватить воспаление легких, стоя вот так на улице
Все мои мысли были заняты ребенком, бедным ребенком, бедным ребенком, над которым в эту минуту занесен пламенный меч обращающийся
[38], и понимала, как он несчастен и как от этого несчастен Яир
Я ответил старику, – но тоже поглядывая на Идо, – что как только «малыш» вежливо попросит прощения за весь «бедлам», который он нам тут устроил, ему будет позволено вернуться домой
Я вспомнила, как он читает ему сказку перед сном, и с какой нежностью он о нем писал, и как я всегда чувствовала, что у него лучше получается быть отцом, чем у меня матерью – именно потому, что Идо здоров. Да, потому что у него больше точек соприкосновения с душой своего ребенка
Идо съежился от незнакомого слова «бедлам», как будто схлопотал от меня пощечину
И, не зная, как им помочь, я тоже сняла туфли, – безумно и нелепо это было, но в ту минуту казалось вполне логичным. Свитер я тоже сняла, оставшись в одной тонкой блузке. Каждое прикосновение к телу было новым, каждое прикосновение и радовало, и пугало, будто я разворачивала еще не принадлежащий мне подарок
Старик сделал шаг назад, ухмыльнувшись с недоуменной подозрительностью, а я испепелял его взглядом, пока он не ретировался со двора
В доме было холодно, но я не стала включать обогреватель
Я подумала, что теперь заболею. Теперь мы с Идо заболеем. Теперь я, Идо и Яир заболеем одной и той же болезнью
Я быстро развернулся, вошел в дом, хлопнув дверью, и немедленно припал к окну
Но я же теперь должна быть здорова, здорова
Я увидел, как Идо медленно разжимает ладонь, а на ней лежит красная конфета, которую этот старый маньяк все-таки успел ему всучить
И тогда я, наконец, осмелилась впервые высказать вслух мою крохотную догадку – целиком, во всей полноте двух слов, из которых она состояла, таких чудесных и пугающих
Где же она, черт подери, где
И, не утерпев, я начала набирать номер, но, увидев, что пальцы дрожат, перестала. И еще я поняла, почему в последние дни мне стало жать кольцо, и от сердца тут же отлегло
Почему она не звонит теперь, когда она так нужна
А он после первого же гудка бросился к телефону и крикнул: «Да?!» Что есть мочи. Я сказала, что это я, и он умолк, будто прокладывая у себя в голове тропинку к воспоминанию о том, кто я такая. И я тоже вдруг позабыла, что хотела ему рассказать, и опять назвала свое имя. И даже мое имя показалось мне новым и полным, полным жизни, а Яир в полной растерянности произнес: «Ах да, ты», и тут же заговорил торопливым, жалобным голосом
Посмотри, как он упрямится и не сдается. Пойми, я был прав, когда сказал, что это война. Но ты увидишь, что на этот раз я его нагну, и больше такого не случится
Его голос изменился до неузнаваемости, стал тонким и сбивчивым от обиды и ярости. Я чувствовала, как этот голос все больше отдаляется от меня, пятится назад, приникает к своим корням. А зачем, скажи, ты должен его нагибать
«Зачем», «зачем» – потому что иначе он почувствует, что победил меня. А он должен знать, что у нас пока еще сохранилась пара-тройка принципов и что отец сильнее ребенка, это ему на пользу
Но ты же издеваешься над ним, это настоящее издевательство… Кровь стучала у меня в висках от накала эмоций. Мы повторяли друг другу одни и те же фразы, не в силах вырваться из заколдованного круга
Поверь, для меня это тоже непросто, но я не собираюсь уступать. Я уже посвятил этому половину рабочего дня, и нет смысла упускать то, что уже
В полной растерянности я спросила, – конечно, сморозила полную чушь, – зачем он мне позвонил
Потому что – я не знал, что сказать. Серьезно, почему я позвонил именно ей? Потому что ты разбираешься в детях, у тебя есть сын, и просто я хотел с тобой посоветоваться. Но еще —
Он не сказал: «потому…
– потому что ты мать
Эти четыре простых слова встрепенулись во мне. Меня словно ударило волной, и я чуть не расплакалась. Но в ту минуту ни в коем случае нельзя было распускать нюни. И, чтобы вытерпеть, я изо всех сил ухватилась за мысль об Анне – вот бы она оказалась сейчас здесь. Как все переменится между нами, как воспримет это Йохай? Поймет ли, что между нами все останется по-прежнему? И я подумала, что этот ребенок должен родиться здоровым, боже, мне необходим совершенно здоровый ребенок. И прежде всего я должна позвонить Амосу – нет, о таком не говорят по телефону, я попрошу его вернуться домой и расскажу. Секунду-секунду. Тишина… Подумай
Мириам? Ты там? Пропала вдруг. Ты слышишь, Мириам?
Уж не знаю, откуда у меня в тот миг взялись силы, но я повысила голос, – как в классе, – чтобы перекрыть бурю голосов в своей голове, и сказала: «Яир, открой дверь и впусти его. Обними, одень и приготовь ему горячее какао»
Нет, нет, ты ничего не понимаешь. Ты, у вас, все ваши методы
Что значит «наши методы»? Я вознегодовала – что он может знать о «наших методах»? Я представила себе, какими он нас видит, насколько наш дом и мы, как пара, кажемся ему неправильными, изнеженными, лишенными всего того, что он называет «правилами», соблюдения которых нужно добиваться кровавой борьбой. И с большим трудом я выговорила, что можно заставить ребенка попросить прощения, но это все равно не имеет никакого смысла
Нет, нет, зачем ты вообще вмешиваешься. Кто просил тебя лезть и устраивать мне сеанс психоанализа
Ты мне сам позвонил, – закричала я и тут же пожалела
Я сожалею об этом, правда. Довольно, забудь. Я не звонил. Это была минутная слабость, я совсем не хочу тебя в это вмешивать. Прости, хорошо? Я совсем не собирался с тобой говорить. И за это прости, – добавил я про себя, – за то, что я лгу тебе сейчас
