Стыд делает невозможными или труднодоступными и проживание, и разговор. Стыд – это боль от того, что я не такой, каким должен был бы быть, и потому заслуживаю лишь отвержения и одиночества. Выдерживать стыд трудно, контейнировать его без внешней поддержки сначала почти невозможно, и потому лучшим выходом становится избегание воспоминаний и чувств, которые актуализируют стыд. Часто травматик не может даже самому себе признаваться в том, что с ним произошло, поскольку одновременно с воспоминанием вернется и разрушительное переживание стыда.
В нарциссических отношениях стыд – «горячая картошка», которой перебрасываются нарцисс и нарциссическая жертва в попытке избежать ощущения своей виновности, которое, в свою очередь, будет означать для каждого нечто свое. Каждый из них относится к стыду двояко: с одной стороны, каждый из партнеров находится в отношениях, в которых именно его склонны обвинять во всем происходящем (и это бессознательная тяга к стыду), а с другой стороны, этот стыд никак не становится переносимым и от него необходимо избавиться. Часто внешняя поддержка тому или другому участнику отношений, которая помогает не сбросить с себя виновность, а пережить ее и найти ее границы, сразу и существенно упрощает происходящее внутри таких отношений.
Такая история у Игоря и Лены: каждый из них столкнулся в раннем опыте со сложными переживаниями стыда, с помощью которых их воспитывали, и каждый адаптировался к ним особым образом. Лена – старшая дочь алкоголика, которая живет в напряжении и чувствует себя ответственной за всю свою непутевую семью. Игорь – единственный сын матери-одиночки, проживший детство в ее удушающих объятиях и отвечающий за ее душевное состояние и физическое здоровье. Оба они в глубине души чувствуют себя недостойными, чувствуют, что не справились с возложенными на них обязательствами. Мама Игоря болеет, отец и сестра Лены пьют.
У этой пары похожие адаптации: каждый стал успешным и сократил общение с родительской семьей до минимума, избегая токсичного стыда за то, что с ними происходит. Лена развивает защитный гнев, который в целом отлично помогает ей в работе (она успешный топ-менеджер), Игорь развивает защитное равнодушие и отстраненность (он талантливый программист). К сожалению, это творческое приспособление, которое выглядит функциональным в их индивидуальных жизнях, создает много сложностей тогда, когда они начинают жить вместе и создают семью.
Ситуация обостряется, когда у них рождается сын. Напряжение и вина, до тех пор проявляющиеся, но бывшие не такими заметными, в вопросе ухода за ребенком становятся повседневными. Лена то чувствует себя ужасной матерью, потому что раздражается на ночной плач, то злится на мужа за то, что он тоже не горит желанием вставать к сыну по ночам. Игорь колеблется между стыдом за небольшую помощь жене и уверенностью, что она должна со всем справляться сама, поскольку она женщина и он к такому не приспособлен. Они злятся друг на друга и на сына, сомневаются в том, что рождение ребенка было правильным решением, сомневаются в выборе партнера, который перестал приносить радость и оказался на проверку таким же, как и травмирующий родитель. Оба внутри своих травм не способны к диалогу и не способны воспринять и пережить стыд, который и вызывает защитные аффекты.
На терапию приходит Лена, в России на сегодняшний день за помощью чаще обращаются женщины. Сначала она говорит о злости и только о злости – на сына, мужа, отца, сестру и мать, потом постепенно начинает говорить о стыде. Первый раз, когда она приносит стыд в терапию, для нее откровение: ей кажется, что сейчас она физически умрет от стыда, сознаваясь в своих ошибках, что у нее остановится сердце, а если не умрет – то уж точно получит от терапевта отвержение и лишится права на поддержку. Не происходит ни того ни другого. Постепенно Лена учится прикасаться к своему стыду, а не избегать его, и рассказывает самые постыдные для себя истории – о том, как покрывала отношения сестры с плохим человеком, о том, как отец, оставленный на ее попечение во время командировки матери, пытался покончить с собой, о том, как она с удовольствием читала женский роман, наслаждаясь свободой от рабочих и бытовых обязанностей в реанимации с сыном. Постепенно она учится не избегать стыда, а находить его границы. Лена приходит к пониманию «достаточно хорошей себя» как матери, сестры и дочери. Она может отказаться от своей идеальности и открывает, что может отказаться и от идеальности мужа.
Без вины она его не виноватит, и Игорю тоже становится легче и приятнее выполнять свою часть работы по уходу за сыном. Лена, которая теперь способна воспринимать его как достаточно хорошего отца и мужа, смягчает его аффекты и делает его здоровее в реакциях. Аффект вины и стыда, а с ним и злость, и отстраненность, в этих отношениях перестают быть повседневными.
Другой распространенный стимул нарциссических отношений – аффективный гнев. Еще одно переживание, которое может быть диссоциировано старой травмой и возвращаться в нарциссических отношениях, – это аффекты гнева. Редко кому из нас удается прожить свои первые агрессивные импульсы таким образом, чтобы наше окружение выдержало их и не создало бы нам жесткий запрет. При этом в реальности достаточно стимулов, которые могут вызывать такие чувства как у взрослого, так и у ребенка. Ребенок может переживать сильную фрустрацию от переездов и разлуки с привычным окружением и друзьями, от непосильной учебной нагрузки, он может быть в ярости от пьянства или недоступности родителя или развода, может ненавидеть родителей за их несостоятельность или испытывать глубокую теневую злость, оттого что его таланты и способности не реализованы. Это такие переживания, которые и взрослому-то не всегда доступны: они не чистые, а смешаны с любовью и жалостью, они направлены к запрещенному объекту или имеют запрещенную интенсивность.
Неумение проживать гнев создает отстраненность от своей энергии для собственной жизни. Поиск отношений, в которых партнер будет вызывать ненависть, парадоксален с точки зрения потребности быть любимым и принятым, но для травматика с диссоциированным гневом такие отношения – шанс обрести цельность. Если бы у него возникла возможность сделать гнев частью своей жизни, то увеличение энергии было бы неизбежно.
До того как травматик начинает присваивать себе гнев и учиться его проявлению, гнев проецируется так же, как и стыд. Носителем спроецированного гнева может стать партнер, который будет восприниматься как жесткий, грубый, разрушающий. Проекция может быть направлена в мир, и тогда мир будет казаться угрожающим и опасным. Спроецировать гнев можно буквально куда угодно, в определенную часть квартиры, например (угол, подвал и т. д.), – и тогда у травматика возникают пугающие его переживания, когда ему могут чудиться демоны, тени, угрожающие фигуры, когда он остается в одиночестве. Это не психоз – это проекция, и она заканчивается, когда гнев находит свое место.
Евгения мучается такими проекциями. Ей кажется, что она сходит с ума: лет с пятнадцати к ней приходит демон. Это темная большая фигура с искорками на шерсти, которую она может увидеть за шторкой в ванной, в темной комнате, под собственной кроватью. Он пассивен, этот демон, он просто присутствует и вызывает у Жени ужас. Является он обычно в периоды ссор с партнером или трудностей в бизнесе.
