Для Киры границы оказываются нарушенными в отношениях с массажистом, маникюршей, доктором, к которому она обращается за консультациями. Она не способна сохранить отношения «специалист – клиент», ей этого недостаточно. Ей нужно, чтобы ее выделяли и ждали. Поэтому она переплачивает, услужлива, не высказывает претензий, преувеличенно высказывает благодарность. Ее и выделяют, и начинают в ней нуждаться, рассказывая свои личные истории и обращаясь за советом и поддержкой, но для Киры такое развитие уже в тягость. Ей не хочется никакой настоящей близости, она тратит все ресурсы на первый этап отношений и не выдерживает их развития. Ее идеальная мечта – чтобы все эти люди любили ее безусловной любовью и не требовали за это больше, чем она может дать. То есть она должна стать для них очень важна на тот час, который они проводят вместе, без претензий на продолжение.
Особые отношения – страховка жертвы от чувства отверженности, хотя в реальности отвержение – часть повседневной жизни. Мы отвергаем какие-то потребности других людей, какие-то их чувства, которых не выдерживаем, планы, особенности характера. Точно так же поступают и с нами. Это нормально – не принимать другого человека безусловно, и нормально, когда другой не принимает нас. Способность выдержать отвержение и не разрушиться может дать более здоровое восприятие отношений, чем попытка построить контакт, в котором отвержения не существует.
Специфическое «отвержение отвержения» внутри отношений сдерживает обоих партнеров и является серьезным ограничителем. Так как видеть его жертва готова в любых проявлениях, сдерживать приходится практически все. Гнев – поскольку злиться на жертву означает для нее отвержение. Потребность в одиночестве – по той же причине. Потребность в других людях, усталость, интерес к чему-то новому, мнения, которые не соответствуют ее представлениям о мире. Партнер нарциссической жертвы, не желая становиться заложником ее обиды и своей вины, вынужден либо в очень серьезной степени менять свою жизнь, либо развивать нарциссичность в качестве защитного средства.
В здоровых отношениях невозможность получить от партнера именно то, что нам необходимо, не приводит к разрушению.
Существует много способов справиться с отвержением: потребность можно отложить или снизить ее интенсивность до уровня того, что сейчас может дать нам партнер, можно позаботиться о себе самостоятельно, можно получить нужное из другого источника, можно отказаться от потребности путем горевания и адаптации. Это важно: наш партнер – не источник безусловного удовлетворения. Невозможность отвержения в отношениях делает невозможным и принятие: тот, у кого подавлена внутренняя жизнь, не способен на полноценную реализацию всех своих импульсов, а не только выборочных. Человек с подавленной энергией отвержения (или агрессией) ощущает себя пустым и потерявшим интерес. Он может лишь притворяться, изображая поддержку, но так как эта поддержка не подпитывается настоящими импульсами, то она не принесет жертве удовлетворения. Ей нужна не игра, а настоящие чувства и импульсы, но они либо возможны во всей своей полноте – либо невозможны вообще.
Жертва своими требованиями ювелирно повторяет собственную ситуацию, когда она не могла быть собой, а была интересна только некоторыми своими проявлениями, только той ролью или функцией, которую она выполняла. Так бывает всегда – мы делаем с другими то, что другие делали с нами. Человек, которого били, использует разные виды насилия, тот, кого оставляли голодным, не может напитать других. Жертва со своей травмой травмирует известным ей способом: требуя от партнера не быть собой, не принимая его, она наносит или усугубляет нарциссическую травму и включает механизмы защиты, от которых на самом деле и бежит.
Поэтому снижение значимости другого и развитие поведенческого репертуара в том, как именно поступать со своими желаниями, оздоравливает обоих партнеров и отношения в целом. Научиться справляться со своими желаниями непросто, и часто этот процесс начинается с горевания.
Освобождающее горе
Переживание потери при всей своей мучительности освобождает от неактуальных планов и надежд и позволяет человеку выбирать для себя ту жизнь, которая действительно может состояться. В отношении потребностей этот процесс может быть прожит как горевание о своей детской жизни, которая нормальной не была и уже не будет. То, что случилось, необратимо. Именно надежда на то, что все можно изменить, заставляет жертву приносить детские желания и претензии в актуальные отношения. Пусть родители меня не принимали – но ты-то должен, если папа отсутствовал – то ты всегда будь рядом, если обо мне никто не заботился – то сейчас я не должна сама заботиться о себе, поскольку ты имеешь возможность остановить мою боль и взять на себя задачу опеки над уязвимым ребенком. Другой человек в принципе не может выполнить эти требования. Даже если будет очень стараться, даже если будет готов ради мира и спокойствия жертвы замереть и стать тем, кого она хочет видеть, у него не получится. Не только потому, что он живой человек и такие отношения двух взрослых неадекватны. У него не получится потому, что жертва не останется удовлетворенной: та часть ее потребностей, которая относится к травме, ощущается ею как вечный голод, который невозможно заглушить полностью.
Неудовлетворяемость потребности – это не признак недостаточных стараний партнера, а указание на ее травматическую природу.
С такими потребностями нужно прощаться и учиться жить дальше без них. Учиться жить с тем, что маме я никогда не буду интересна как отдельная личность, а не как источник ресурсов. Что папа никогда не будет принадлежать только моей семье. Что старший обожаемый брат все равно уйдет, оставив меня разбираться с пьющими родителями. И что никто, никогда и никаким образом не сумеет мне дать того, что я не получила (или не получил) в детстве, поскольку детство давно закончилось и все уже произошло.
Технически процесс горевания требует чувствительности и времени. Чтобы войти в это состояние и «выйти с другой стороны», нужно его чувствовать. Это самое сложное: время само по себе не лечит, если мы при этом отстраняемся от своих переживаний и просто ждем, когда все пройдет. Чувство нужно прожить. Плакать, если грустно, кричать, если приходит гнев. Отстраняться от людей, если нам не хочется никого видеть. Сидеть в прострации и депрессии, если боль настолько сильная, что ни на что другое не остается сил. Стонать от боли. Краснеть от стыда.
Таковы законы любого переживания: прожитое становится опытом, непрожитое – травмой. Именно с этими травмами, о которых мы подробнее поговорим в последней главе, жертве и приходится иметь дело на пути к своему выздоровлению. Возвращая себе непрожитую в детстве боль, гнев, страх, жертва постепенно обретает устойчивость к тому, что для нее уже невозможно, и может обратиться к тому, что в ее жизни реально может произойти.
Катя, которая приходит на терапию с частым для нарциссических жертв запросом «сделайте так, чтобы он», горевать не хочет. Я ее понимаю: в ее прошлом столько потерь, что боль должна быть ошеломляющей. Заботливая и принимающая бабушка необъяснимо пропала из ее жизни, когда Кате было три года, позже выяснилось, что мать Кати запретила своей свекрови встречи с внучкой из-за каких-то разногласий и семья переехала в другой город, не сообщив о своем месте жительства. Отец, героиновый наркоман, умер чуть ли не на глазах у девочки от передозировки, когда ей было около восьми. Мать продала дочь и ее девственность за неплохие деньги и еще несколько лет способствовала ее отношениям с взрослыми мужчинами, которые Катя воспринимала как любовь и заботу, а мама получала средства к существованию. Собака утонула. Кот убежал.
