Наши герои жили неподалеку от этого моста
[73]
Но в гимназии его учителем был Чернышевский, который потом выведет Бахметева в романе «Что делать» под именем Рахметова, а сельскохозяйственным наукам молодой дворянин учился не чтобы управляться в своем поместье, а с Целью.
Про Цель – чуть позже, сначала про Павла Александровича. Он был в точности таким, как герой Чернышевского. Странным, молчаливым, безжалостным к себе. Закалял тело и дух всевозможными испытаниями, готовил себя к служению родине, под каковым тогдашние молодые идеалисты понимали революцию. Однако, побродив по Руси, чтобы лучше узнать простых людей, Бахметев, в отличие от будущих народников, понял, что на родине спать на гвоздях не из-за чего. Революции не будет. Тут-то у него, по-видимости, и возникла иная Цель.
Раз на родине идея коммуны не востребована, можно построить ячейку будущего вольного мира вдали от цивилизации. Почитав книг, Павел Александрович решил, что самая лучшая локация для осуществления этой задачи – Маркизовы острова, где красиво, девственно и свободно.
Аграрному делу он поучился не для диплома, а чтобы приобрести необходимые знания. Когда решил, что узнал довольно, перешел к действию. Обратил в деньги отцовское наследство, выяснил, как добираются до Маркизовых островов (через Новую Зеландию, а туда нужно плыть из Лондона) – и отправился в Англию. «Да, особенный человек был этот господин, экземпляр очень редкой породы», – пишет в романе Чернышевский. Там же описан еще один удивительный поступок рахметовского прототипа.
Рахметов
[74]
«Был еще слух, что молодой русский, бывший помещик, явился к величайшему из европейских мыслителей XIX века, отцу новой философии, немцу, и сказал ему:
„У меня 30000 талеров; мне нужно только 5000; остальные я прошу взять у меня“… Философ, натурально, не взял; но русский будто бы все-таки положил у банкира деньги на его имя и написал ему так: „Деньгами распоряжайтесь, как хотите, хоть бросьте в воду, а мне их уже не можете возвратить, меня вы не отыщете“, – и будто бы эти деньги так теперь и лежат у банкира. Если этот слух справедлив, то нет никакого сомнения, что к философу являлся именно Рахметов».
Под немцем-философом имеется в виду – несколько иронически – Герцен с его немецкой фамилией и заморскими поучениями.
Реальный, а не литературный идеалист обратился со своим экзотическим предложением к Герцену, потому что относился к нему с уважением и доверием.
Однажды Александр Иванович получил письмо от незнакомца, который просил о срочной встрече. Срочность объяснялась тем, что через несколько дней этот человек отплывает в Новую Зеландию, но перед расставанием со Старым Светом хочет «сделать для России что-нибудь полезное».
У Бахметева было с собой пятьдесят тысяч франков (а не 30000 талеров). Он рассчитал, что для коммуны столько не нужно, хватит тридцати. Остальные деньги он просил принять на дело «пропаганды», а впрочем – «распоряжайтесь, как хотите». Сомнений в том, что Герцен распорядится капиталом на благо дела, у Павла Александровича не было.
Герцен повел себя безукоризненно. Сначала попытался отговорить фантазера от диковинной затеи. Потом согласился принять деньги исключительно на хранение и в течение десяти лет тратить только проценты – на случай, если Бахметев передумает и вернется. И поставил дополнительное условие: Огарев должен этот договор одобрить и стать вторым его гарантом.
Бахметев поехал в Лаурел-хаус, где состоялась встреча уже в расширенном составе. Не хотел брать расписку – друзья ее всучили чуть не насильно.
Потом Герцен отвез путешественника в банк Ротшильда, положил двадцать тысяч на счет под пять процентов годовых, а тридцать тысяч посоветовал обменять на золото. Бахметев ссыпал кучу монет в какую-то простыню, завязал ее узлом и поплыл на край света, откуда никогда больше не вернулся. Что с ним сталось, удалось ли ему основать коммуну, или он сгинул где-то по дороге – неизвестно. Эта загадка интриговала потом многих исследователей. В 1960-е годы Натан Эйдельман произвел собственное расследование. В частности, установил, что Бахметев скорее всего уплыл на клипере «Акаста», покинувшем Лондон 1 сентября 1857 года (это единственный корабль, отправлявшийся в это время в Новую Зеландию). Но списка пассажиров добыть не удалось, в Новой Зеландии никаких признаков бахметевского пребывания тоже не обнаружилось. Павел Александрович исчез очень романтично, оставив по себе красивую память, а также вполне материальный след в виде «Бахметевского фонда» – такое название у русских революционеров получил оставленный им капитал. Сумма была не бог весть какая, по нынешним меркам что-то вроде 200 тысяч долларов, но для вечно безденежных «борцов с режимом» это были огромные деньги. Многие пытались получить их у Герцена, но Александр Иванович держал слово и выдавал на «пропаганду» только проценты.
К сожалению, денежная коллизия этой чудесной истории закончилась некрасиво, потому что деньги вообще не очень красивы.
Прошло десять лет. Бахметев растворился в океанских просторах. И явился к Герцену авантюрист от революции Нечаев – тот самый, которого Достоевский вывел в «Бесах» как Петрушу Верховенского – и наплел сорок сороков про то, какой он важный подпольщик. Герцен не поверил. Тогда Нечаев оплел доверчивого Огарева, и тот выдал прохиндею свою половину. Тут Герцен скончался, и прекраснодушный Николай Платонович отдал Нечаеву всё, что оставалось, хотя сам бедствовал.
Петруша Верховенский – Нечаев
[75]
После того как любимая жена ушла к лучшему другу, Огарев пережил депрессию, был в запое. От окончательной гибели его уберегла английская проститутка Мэри, ставшая его женой и заботившаяся о нем до самой смерти Николая Платоновича. Прямо как в передовых романах того времени, где благородный мужчина спасал «падшую женщину» – только наоборот, это падшая Мэри спасла Огарева.
