Когда я попытался узнать подробности, она только покачала головой и прошептала:
– Их больше нет, Джон.
Я не знаю, как меня примут. Я чужак, пани даипо, однако, когда я прихожу на поляну, на меня смотрят с недоверием, но без страха. У меня осталось немного табака, моток ленты и мешочек с бусинами и пуговицами, которые я готов обменять. Еще у меня есть три мула и саврасый. Деньги, лежащие в моих сумках, здесь бесполезны.
Среди всадников и зрителей, делающих ставки, я ищу воина с заметным шрамом и довольно быстро нахожу. Это зрелый мужчина, но молодой, явный лидер, но не вождь. Широкий выпуклый шрам рассекает левую сторону его лба, переносицу и правую щеку и заканчивается под ухом, разделяя лицо пополам. Весь он состоит из резких линий – волосы, руки и ноги, спина, шрам – и сидит верхом на пегом коне, который вертится и пляшет под ним в ожидании забега.
У меня на глазах начинается гонка. По выстрелу из ружья пони срываются с места, и пятьдесят всадников скачут через поляну. Женщину с заплечной сумкой едва не затаптывают, а один конь дергается и встает на дыбы, скидывая наездника. Когда тот поднимается, его рука выгнута под невозможным углом, однако остальные, как и его пони, продолжают нестись по полосе свободной земли между стоянками, за ручей, а потом обратно. Гонка заканчивается на той же поляне, где началась. Всадников встречают гиканьем и криками, похожими на вопли обезумевших койотов.
Воин со шрамом легко побеждает. Похоже, это было предсказуемо, хотя другие всадники и ставившие на них зрители явно расстроены и злятся. Магвич оказывается в числе тех, кто проиграл лошадь. Он требует провести еще одну гонку, но на него никто не обращает внимания, и его пони уводят соплеменники воина со шрамом. Все начинают делать новые ставки, а я тем временем приближаюсь к ликующему победителю. Он замечает меня и наклоняет голову набок. Разговоры вокруг него стихают. Все удивлены моим присутствием: я давно должен был уехать. На меня все пялятся. Я не рассчитывал на подобное, надеясь, что мне удастся провести переговоры без лишнего шума. Но я не отступаю и веду за собой саврасого, приближаясь к воину со шрамом и глядя прямо на него.
– Хочешь посоревноваться, пани даипо? – спрашивает он.
Ему известно, кто я такой. Думаю, им всем известно. Если кто-то из присутствующих и не видел, что произошло на совете, то наверняка слышал.
– Нет, – отвечаю я, останавливаясь перед ним.
Воин хмурится:
– Нет?
– Мне нужны… – Я вдруг понимаю, что не знаю, как сказать «рисунки» на шошонском. – Мне нужны лица на бумаге, которые отдал тебе Магвич.
При звуке его имени в толпе поднимается бормотание, как будто мои слова повторяют, и я знаю, что сам напрашиваюсь на неприятности.
– У тебя есть Многоликая Женщина, – говорит воин со шрамом. – Тебе не нужны ее рисунки.
– Это лица ее родных. Ее родные умерли.
Он молчит, задумавшись. Потом отворачивается, жестом показывая, чтобы я подождал, и через несколько секунд возвращается с сумочкой Наоми. Воин открывает ее и достает стопку листков. С верхнего на меня смотрит Уинифред Мэй, и меня переполняет внезапная грусть.
– Я не хочу отдавать их тебе, – говорит он.
В его голосе нет никакой враждебности, и никто не смеется. Воин просто сказал правду: он не хочет расставаться с рисунками.
– Их много, – хрипло возражаю я, сдерживая чувства. – Мне нужны только некоторые.
Тот кивает, соглашаясь. Я достаю из сумки кисет табака и показываю на портрет Уинифред.
– Вот этот мне нужен.
Воин хмурится, задумавшись на мгновение, но потом кивает, и я отдаю ему табак, а он мне – верхний рисунок. Под ним оказывается портрет Уоррена – задумчивое и усталое лицо с налипшими на лоб волосами и взглядом, устремленным в неведомые дали, которых ему не суждено достичь.
– Этот мне тоже нужен, – говорю я, доставая бусины.
Воин со шрамом поджимает губы, рассматривая рисунок, но и его отдает, забирая плату. Я меняю ленту на набросок лица Уильяма и платок на портрет смеющегося Уэбба, после чего у меня больше ничего не остается. Стопка драгоценных рисунков остается в руках воина. Тот убирает их в сумочку и закрывает ее.
– Я отдам тебе саврасого за все рисунки, – предлагаю я.
Торговаться я не умею. Мне слишком нужны эти портреты, и он это знает. Воин с одобрением смотрит на саврасого, но качает головой:
– Конь хорош, но мне не нужна еще одна лошадь. Я выиграл много лошадей. Пятьдесят лошадей. Вахатехве всегда побеждает!
На последних словах он переходит на крик, раззадоривая толпу. Одни гикают, другие шипят.
– Я тебя обскачу, Вахатехве! – кричит кто-то в ответ.
Это Магвич, уже на новом коне.
– Я тебя десять раз обскакал, Магвич. У тебя так лошадей не останется. Кто-нибудь еще попробует меня обогнать?
Он ждет, вскинув руки и бросая всем вызов, но никто не отвечает. Воин смеется, пожимая плечами.
– Никто больше не хочет со мной состязаться. Вахатехве всегда побеждает.
– Я попробую тебя обогнать, – вызываюсь я. Толпа вокруг оживляется. – Если обгоню, отдашь мне рисунки Многоликой Женщины.
– Я буду состязаться с вами обоими! – вопит Магвич. – Если обгоню, заберу женщину и своих лошадей.
– Я не стану спорить на свою женщину, и с Магвичем я состязаться не буду, – отвечаю я, не сводя глаз с Вахатехве. – Только с тобой. На кону рисунки.
Я не кричу, даже голос не повышаю, но люди в толпе передают друг другу мои условия.
– А если выиграю я? Что я получу? – уточняет Вахатехве, но я вижу, что ему в любом случае хочется согласиться.
– Тебе не нужна еще одна лошадь, – напоминаю я.
Он смеется, сверкая зубами. Из-за шрама его улыбка немного перекошена, и от этого он нравится мне еще больше.
– Если я выиграю, Многоликая Женщина распишет для меня еще одну шкуру, – предлагает он, но я снова медлю.
– Многоликая Женщина больна, – возражаю я.
Наоми плохо, и мне нужны ее рисунки. Вахатехве хмуро смотрит на Магвича. Потом фыркает и снова переводит внимательный взгляд на меня. Похоже, ему не нравится Магвич, отчего он еще выше поднимается в моих глазах.
– Мы поскачем, и, если ты меня обгонишь, я отдам тебе рисунки. А если выиграю я… тогда оставлю рисунки себе. И все, – объявляет он.
– Начинаем гонку! – кричит Магвич.
Вахатехве задумчиво смотрит на меня:
– Магвич зол. Я предлагал ему всех лошадей, что он проиграл, в обмен на Многоликую Женщину. Пять лошадей. Он решил, что женщина ценнее. Теперь у него ни лошадей, ни женщины. И он продолжает нести потери.
Магвич рискует лишиться жизни, если продолжит мозолить мне глаза, однако я предпочитаю промолчать. Вахатехве отводит взгляд и повышает голос, обращаясь к тем, кто делает ставки:
