18. Собрание
Джон
ГОНЦЫ РАЗНЕСЛИ ПОСЛАНИЕ, и на поляне собралось множество воинов. Вождей слишком много, чтобы они поместились в вигвам, поэтому совет проводят под открытым небом. Костер развели в яме, чтобы он не мешал сидящим в кругу людям видеть друг друга. Вашаки говорит, что это редкость: остальные могут понаблюдать за советом, хоть и не услышат всего, о чем будут говорить. Ханаби считает, что мне нужно одеться по-шошонски.
– Он не такой уж и белый, – говорит она. – Мы можем сказать, что он один из нас.
Но Вашаки не соглашается, качая головой:
– Он пришел забрать свою белую жену и ее белого брата. Значит, он сам тоже должен быть белым. Пусть видят его таким.
Вашаки занимает место на восточной стороне костра, северные вожди справа от него, южные слева, а западные напротив. Я сажусь у него за спиной вместе с его военными вождями. Вашаки говорит, что, когда придет моя очередь говорить, я встану. Среди вождей есть и старые, и молодые, но большинство, как Вашаки, представляют собой нечто среднее. Впрочем, Вашаки все равно выделяется среди всех. Его уважают и почитают, и меня немного успокаивает его высокое положение. Покателло сидит среди вождей северных шошонов. Он с гордостью носит головной убор из перьев, но его нижняя челюсть слишком выпирает вперед, перевешивая нос, похожий на клюв, а глаза у него маленькие и злые. За пределами круга собрались остальные мужчины, а по краям стоят женщины, которые тоже пришли посмотреть. Среди них я вижу Ханаби и Потерянную Женщину, но не вижу Наоми.
Совет начинается с раскуривания трубки, которая переходит от вождя к вождю. Каждый рассказывает о процветании и доблести своего племени. Покателло говорит дольше всех, хвастаясь битвами с кроу и черноногими, а также белыми врагами, которые вторгаются в земли шошонов. Он потрясает скальпами, висящими на шесте, поднимая его к небу, и люди бормочут и одобрительно кивают. Покателло не упоминает ни Наоми, ни Ульфа. Он не знает, ради чего собран этот совет.
Некоторые старые вожди говорят медленно, тихими голосами, и толпа начинает терять терпение, а вождей клонит в сон. Наконец доходит очередь до Вашаки. Он говорит, что побеждать врагов и защищать свои земли – это хорошо, но так же хорошо заключить мир ради блага своего народа.
– Мы заключили договор у Лошадиного ручья и пообещали пропускать белых людей с повозками. Когда мы не держим свое слово, то даем повод белым вождям нарушать данные ими обещания.
– Они не выполняют то, что обещают, – выкрикивает Покателло, перебивая его. – Они хотят нас обмануть.
Вашаки кивает, не споря с этим, но поворачивается и просит меня подняться. В толпе оживленно перешептываются, а вожди выпрямляются. Мое присутствие заметили и раньше, и теперь всем не терпится наконец услышать объяснение.
– Это Джон Лоури. Две Ноги. Он друг моего племени и брат моей женщины. Он спас мою дочь из воды. – Вашаки делает паузу, давая слушателям время обдумать его слова. – Его белая жена и ее брат были захвачены Покателло. Этот человек пришел с миром и просит их вернуть. Мы его выслушаем.
Покателло потрясает скальпами, и в рядах его людей начинается движение, но остальные вожди смотрят на меня и ждут. Я нервничаю и, сам того не замечая, начинаю говорить на пауни. Услышав ворчание и шипение, я умолкаю, нахожу правильные слова и начинаю заново. Я долго готовился, но груз ответственности за судьбу Наоми и мою собственную мешает мне говорить.
Я не обладаю большим красноречием, и мой рассказ не льется ровной рекой, но кое-как мне удается поведать свою историю. Я говорю о сожженных повозках, о мальчиках, которые спрятались в скалах, об убитых женщинах и мужчинах. Я объясняю, что лук был в руках ребенка и что стрела случайно попала в брата Биагви. Я рассказываю о Наоми, моей жене, женщине, которая рисует лица везде, где бы ни оказалась, и о ее маленьком брате. Я говорю, что она здесь – многие ее видели, – и прошу вернуть ее мне вместе с малышом. Когда я заканчиваю, на мгновение воцаряется тишина, но потом молодой воин с перекошенным от гнева и горя лицом встает, грозя кулаком мне и вождям, собравшимся вокруг костра.
– Мой брат погиб. Я забрал ребенка вместо него. Брата за брата.
Это явно Биагви, чьей жене достался Ульф. Люди вокруг бормочут и кивают, а вслед за ним поднимается еще один человек, крупный, с голым торсом. С его волос свисают черные перья, которые покачиваются, когда он поворачивается, обращаясь к толпе.
– Эта женщина моя. Я не отдам ее этому пани даипо, – кричит он. Толпа посмеивается над данным мне прозвищем – «белый пауни», – и змеи у меня в животе свиваются и шипят все сильнее, а их яд заполняет мое горло. Значит, вот он, Магвич.
– Ты взял то, что тебе не принадлежит, – возражает Вашаки, обращаясь к Магвичу. – Ты украл чужую жену, и у тебя нет права ничего требовать. – Он поворачивается к Покателло, и его голос звучит холодно и сурово: – Размахивая белыми скальпами, ты навлекаешь смерть и возмездие на собственных людей, на весь народ шошонов.
Покателло приходит в ярость от такого упрека и вскакивает на ноги.
– Ты боишься бледнолицых. Склоняешься перед их требованиями. Не мы на них напали, а они.
По толпе прокатывается гул. Все складывается не в мою пользу.
– Приведите женщину и ребенка, – говорит один из старых вождей, и другие кивают, соглашаясь с ним. – И мы решим, что следует с ними сделать.
Биагви возмущается, Магвич брызжет слюной, но Покателло отдает резкий приказ, и оба уходят, подчиняясь ему. Вашаки не садится обратно в круг, а остается рядом со мной. Покателло тоже стоит, скрестив руки на груди и нахмурившись. Мы ждем возвращения обоих воинов.
Жена Биагви несет Ульфа на руках, прижимая к груди его светлокудрую голову. Она напугана. Биагви тоже. Одну руку он положил на спину жены, во второй сжимает копье. Биагви мрачен, и его лицо выдает то же мучительное напряжение, что переполняет и меня.
А потом я вижу Наоми. Она одета как шошонка. Бусины украшают ее шею и уши, а рыжевато-каштановые волосы собраны в косу, доходящую до пояса. Зеленые глаза кажутся огромными на исхудавшем лице, а руки запачканы краской. Заметив меня, она спотыкается, но Магвич грубо поднимает ее на ноги. За ними идет старуха, плача и стеная, будто кто-то умер.
– Джон! – кричит Наоми. – Джон!
Ее ноги снова подкашиваются. Я хочу кинуться к ней, но Вашаки преграждает мне путь рукой.
– Нельзя, брат.
Старый вождь поднимает руки, требуя тишины. Он взял на себя роль посредника в споре. Люди замолкают. Старик смотрит на меня.
– Ты скажешь женщине, что мы хотим задать ей вопросы, и передашь нам ее ответы.
Я киваю и смотрю на Наоми. Она всего в десяти футах от меня, но Магвич по-прежнему удерживает ее. Я говорю ему, чтобы отошел, но тот лишь крепче сжимает руку.
– Отпусти! – кричу я, и старый вождь отгоняет его.
