– Странно, почему он до сих пор ничего не сказал? Нервирует меня.
Ён не отреагировал даже на это замечание. Император отсутствовал целый месяц, и ему было недостаточно его жалких оправданий, чтобы так быстро простить это внезапное исчезновение. Избегая взгляда Гона, Ён поднес к губам рацию и отдал распоряжение:
– Понизьте охрану принца Пуёна до зеленого уровня.
– Есть, – ответили на том конце.
Свершилось, император вернулся во дворец.
* * *
Выйдя из машины возле участка и заперев дверь, Тэыль внезапно остановилась. Она вспомнила, как увидела всадника на площади Кванхвамун, как привела его сюда, как полицейские толпились вокруг Максимуса, пока она вела допрос. Место, где в тот день стоял горделивый конь, опустело.
Город, где она жила много лет, казался чужим, незнакомым. Во дворе ли, в полицейском участке – все здесь ей напоминало о коне и его хозяине. Эти двое оставили слишком яркое впечатление, чтобы его можно было просто взять и стереть. С тех пор как исчез их странный знакомый, Синджэ постоянно спрашивал у Тэыль, нет ли у нее проблем и не нужно ли чем-то помочь. Но дело в том, что в душе зияла страшная пустота, – вот что было проблемой.
Она вновь и вновь вспоминала слова, что поначалу казались просто бредом.
«Наконец-то я нашел тебя, лейтенант Чон Тэыль», – так сказал он при первой встрече. «Спасибо за все. Твое существование скрашивало мое одиночество последние двадцать пять лет», – благодарил он ее, хотя она для него ничего не сделала.
Она рассмеялась от нелепости собственных мыслей. «Стоит признать, он отлично сочинял истории, притворялся до последнего. Ну, теперь меня никто не достает, – подумала Тэыль. – Будь у меня еще немного времени…» Она резко остановилась и принялась копошиться в карманах.
Тэыль вытащила ключи от машины и удивленно уставилась на игрушечного льва, подвешенного к кольцу. И как она до сих пор его не заметила? Тэыль не представляла, кто и когда успел его повесить. Естественно, первый, на кого пало подозрение, был тот человек.
Она устремилась к участку, вошла в комнату третьего отдела по расследованию особо тяжких преступлений и села на свое место. На большой доске, стоявшей посреди комнаты, Тэыль в определенном порядке развесила материалы по делу Ким Бонмана. Она долго рассматривала его фотографии, а также фотографии Ли Сандо и всех, кто был замешан в этом деле. Не время думать о том типе, нужно как можно скорее поймать преступника.
– На что указывают улики, на что указывают улики, на что указывают улики?.. – бормотала она себе под нос.
Тэыль становилось все тревожнее.
* * *
Войдя в гардеробную, Гон спросил даму Но:
– Ты все вытащила из того пиджака без пуговиц? Вещи из внешних карманов отнеси ко мне в кабинет, а книгу оставь в спальне.
В левом кармане лежала игрушка-подвеска в виде льва, в правом – купон на скидку в ресторане, а во внутреннем – сборник стихов Ким Соволя. Обнаружив книгу, дама Но с интересом его пролистала и кое-что прочла. Но на вопрос Гона она так и не ответила, а вместо этого сказала Кюбону:
– Приготовь все. У нас мало времени.
Кюбон поднес Гону заранее подготовленный черный костюм. Гон с изумлением взглянул на даму Но, ведь это был костюм для похорон.
– Прошлой ночью скончался отец капитана Чхве Гитэ, ваш военачальник.
– Слышал, он тяжело болел.
– Все ваши сослуживцы придут на прощание, и вам тоже нужно пойти. К тому же это отличная возможность развеять слухи и доказать всем, что вы в полном здравии.
– Хорошо, что я не опоздал, – глядя на костюм, с горечью пробормотал Гон.
– Поэтому, пожалуйста, предупреждайте, прежде чем… – принялась было ворчать дама Но, но быстро умолкла и выбрала подходящий под костюм галстук. – Повяжите его, перед тем как войдете. И наберитесь терпения.
Это было неизбежно. Гон утвердительно кивнул, принимая галстук.
Прощание проходило в церкви. Прежде чем переступить порог, Гон скрепя сердце надел на шею галстук. Он завязал его довольно слабо, и все равно ему казалось, будто галстук душит. Лицо Гона сразу потемнело, но он сохранил самообладание.
Множество офицеров, все в военной форме, пришли отдать дань уважения погибшему и отправить его в последний путь. Были здесь и сокурсники Гона, с которыми он участвовал в соревнованиях по гребле. Люди тянулись длинной вереницей, чтобы проститься с покойным и выразить соболезнования его семье. Капитан Чхве Гитэ, служивший в морском флоте, военачальник императора, был образцом для подражания, человеком, на которого равнялись. Гон склонил голову перед фотографией покойного, чтобы почтить его память.
Сын капитана Чхве, тоже военачальник Гона, подошел поприветствовать его:
– Спасибо, что пришли, Ваше Величество.
– Сочувствую вашей утрате, больно видеть вас в таком состоянии. Я всегда равнялся на вас и восхищался вашей стойкостью, вы образцовый офицер. Отец, должно быть, гордился вами.
Гон говорил искренне: ему, потерявшему отца в возрасте восьми лет, была знакома боль утраты. Капитан Чхве низко поклонился и сказал:
– Спасибо за теплые слова, Ваше Величество.
Гон улыбнулся слабой, печальной улыбкой, желая хоть как-то утешить капитана. Тот ответил ему такой же мягкой, но более широкой улыбкой.
– Я беспокоился за вас, так как вы долго не покидали Кванъёнджон, но, похоже, в этом не было необходимости. Ваше Величество, приходите как-нибудь на мостик. Неважно, в каком качестве – как лейтенант военно-морского флота в отставке или как главнокомандующий Корейской империи.
С готовностью кивнув, Гон отправился к выходу.
Столпившиеся у церкви репортеры, завидев Гона, кинулись снимать императора, давно не появлявшегося на публике. Гон не хотел давать интервью, треск затворов резал уши. Он опустил лицо и быстрым шагом проследовал к ожидавшей его машине.
Ён, закрывший за Гоном дверь, занял место рядом с водителем, и императорский кортеж в сопровождении мотоциклов императорского мобильного корпуса двинулся в путь. Гон на заднем сиденье сидел выпрямив спину и ждал, пока репортеры скроются из виду. Когда церковь осталась далеко позади, Гон наконец развязал галстук. Почувствовав долгожданное облегчение, он тяжело вздохнул и тыльной стороной ладони вытер капли пота со лба.
Всему виной застарелая психологическая травма. Перед глазами снова как наяву возникла та ночь, когда Ли Рим, пронзивший мечом его отца, пытался задушить маленького Гона своими огромными ручищами. Через зеркало заднего вида Ён сквозь солнцезащитные очки наблюдал за Гоном. Тот изо всех сил пытался сохранять спокойное выражение лица, но было ясно, что с ним случился приступ панической атаки. Ён ничем не мог ему помочь в этот момент, но Гону, как человеку сильному, всегда удавалось самостоятельно справляться с этой проблемой. Заметив, что водитель тоже косится в зеркало заднего вида, Ён резко его одернул:
