Что касается Клеманс и Люка, горячо любивших своих «девчонок», то они не задавались такими вопросами. Им обоим эта жизнь, простая и ничем не омраченная, казалась прекрасной. По крайней мере вплоть до неожиданного вторжения Этьена. Клеманс была уверена, что он вернулся в Гап не случайно, и не ждала от этого ничего хорошего.
Виржил осторожно вытащил руку, на которой заснула Филиппина, и слегка отодвинулся, чтобы потянуться, – у него заныли мышцы. От перегрузки на вчерашней лыжной прогулке наверняка будет болеть все тело, а ему предстоял завтра в больнице трудный день с несколькими запланированными операциями. И если у него сведет пальцы, держащие скальпель, страшнее ничего не придумаешь.
Виржил поднялся с постели и бесшумно пересек комнату в темноте. Встав под душ, он включил воду, делая ее все горячее и горячее, потом вытерся, долго массировал тело антивоспалительным лосьоном и проглотил две таблетки аспирина. Люк наверняка проснется завтра утром в таком же состоянии, только для него это будет не так важно.
Когда он вернулся в спальню, там горел свет, а Филиппина увлеченно читала какую-то книгу.
– Я тебя разбудил, когда вставал?
– Нет, я не спала, а дремала. И вполне оценила, как осторожно ты двигался.
Она нежно улыбнулась Виржилу, отложила книгу и сняла очки.
– Почему ты решил принять душ среди ночи, дорогой?
– Чтобы снять ломоту. Мы слишком перенапряглись в этой метели.
– Да уж… Ходить по целине всегда утомительно, – иронически заметила она.
– Особенно когда несешь кого-нибудь на себе! Хорошо еще, что малышки не слишком тяжелые.
– Ты находишь?
– Ну… в общем-то, двадцатикилограммовый груз, конечно, со временем оттягивает руки. Тем более если одновременно тащишь лишнюю пару лыж и палки.
– Но вы же не совсем заблудились?
– Нет, просто слегка сбились с пути, а главное, не хотели показать это девочкам, чтобы не напугать их.
– Неужели они действительно не могли идти на лыжах?
– Какое там, – они то и дело падали, набрали снега в ботинки и стучали зубами от холода. К тому же ветер стал просто ледяным и пошел такой густой снег, что в двух шагах ничего не было видно, а склон был крутой – не подняться. Надеюсь, Клеманс не сердится на нас за то, что мы их подвергли такому испытанию.
– Ну, ее сейчас заботит совсем другое – визит этого… бывшего. Я его увидела впервые, но, боже мой, какой мерзкий тип!
– Н-да… в его возвращении приятного мало.
– Ты думаешь, он опасен?
– Ну, если он был так опасен в прошлом, значит, будет вести себя так же и сейчас. Обещай мне, что начнешь запирать дверь, когда останешься в доме одна.
– Но его интересует только Клеманс, а не я. Он так нагло пожирал ее глазами, как будто она не человек, а вещь, и казалось, вот-вот набросится на нее. Но у Клеманс все-таки хватило храбрости выставить его вон, и он подчинился, даже не знаю почему. Скорее всего, потому что мы были вдвоем. Очень надеюсь, что ему не удастся застать ее где-нибудь одну.
– То, что она рассказывала о нем Люку, когда разводилась, многое говорит об этом типе. Бедный Люк, он просто с ума сходил при мысли, что Клеманс в одиночку борется с этой скотиной, и ускорил свой приезд в Гап, чтобы защитить ее. Но его появление привело Этьена в дикую ярость. Он и без того не допускал мысли, что жена хочет от него избавиться, а уж то, что она может оказаться в объятиях другого… Это какая-то патологическая ревность. Люку пришлось несколько раз вызывать жандармов, потому что Этьен целыми днями следил за парикмахерской, а стоило Клеманс выйти на улицу, как он шел за ней по пятам. Когда он наконец уехал из этого района, они с Люком на радостях устроили настоящий праздник!
– Он же отсутствовал несколько лет. Так почему же сейчас вдруг вернулся?
– Понятия не имею. Может, у него в жизни что-то случилось, и это привело его сюда. Нам действительно стоит его опасаться.
Виржил бросил взгляд на будильник и предложил:
– Давай спать?
– Нет, я еще немножко почитаю.
Виржил усмехнулся, глядя, как она наклоняет свою прикроватную лампочку, чтобы ему не мешал свет, надевает очки, придававшие ей ужасно серьезный вид, и снова открывает книгу. Иногда, вот как сейчас, он спрашивал себя: почему она сидит здесь, с ним, в этом безлюдном горном захолустье? Семейная жизнь ее вроде бы не соблазняла, как не соблазняла и никакая профессия. На ее месте он, так истово увлеченный своей работой хирурга, умер бы от скуки. Ему была необходима больничная атмосфера, дружная команда ассистентов во время операций, особенно самых сложных, самых рискованных. Всякий раз, как его пациент восторгался тем, что снова может ходить, или просто благодарил за то, что ему уже не больно, Виржил чувствовал себя полезным и в очередной раз убеждался, что не обманулся в своем призвании. Утренние поездки в больницу были радостью, а не тяжким долгом, он даже неохотно брал отпуска. Его удивляло: как это Филиппина может переносить одиночество, тишину, полное отсутствие цели? И как ей удается не думать о завтрашнем дне, о будущем? Иногда у него возникало чувство, что она просто плывет по течению, все равно куда. Едва получив какой-нибудь диплом, она тут же начинала добиваться следующего, переходя от одной области знаний к другой только ради удовольствия учиться. Она не собиралась ни преподавать, ни заниматься исследовательской работой в CNRS
[5], иными словами, даже не думала применять свои знания на практике, на службе обществу, а приобретала новые лишь из желания узнать что-то ранее неизвестное.
Перед тем как закрыть глаза, Виржил еще несколько мгновений смотрел на Филиппину. Она была очень красива – высокая, стройная, изящная, аристократичная. Коротко остриженные каштановые волосы обрамляли лицо с точеными чертами, очаровательным носиком и умными, проницательными золотистыми глазами. Она могла быть интересной, остроумной, дружелюбной – но редко по-настоящему сердечной, всегда держа людей на расстоянии. Даже в минуты их близости Виржилу всегда казалось, что она не отдается ему целиком, безраздельно. Тем не менее она была здесь, в этом шале, и выглядела счастливой и влюбленной. Виржил часто спрашивал себя: не лучше ли пойти напролом и задать ей главный, принципиальный вопрос: собирается ли она завести детей? Ему уже стукнуло тридцать семь лет, давно пора стать отцом, и желательно не слишком старым. Он вздохнул с философским смирением, закрыл глаза и погрузился в наплывающий сон.
Во вторник утром, высадив девочек у школы, Клеманс с трудом проехала в центр города. Хотя мостовые были посыпаны солью, на обочинах лежали груды снега, упавшие с крыш. Стоянка, где она обычно парковала машину, превратилась в сплошной каток, и водители осторожно, с черепашьей скоростью, маневрировали по льду. Клеманс, как всегда зимой, порадовалась тому, что у нее есть внедорожник для ежедневных поездок. Десять лет назад, во времена своего брака с Этьеном, она ездила на жалкой малолитражке, которая вертелась юлой, стоило ей угодить на наледь. Но тогда они жили в центре, и Этьен уверял, что никакой другой машины ей не нужно. Слава богу, теперь, благодаря Люку, в ее распоряжении всегда был надежный автомобиль. Вначале Клеманс боялась не справиться с такой мощной, слишком тяжелой машиной, и Люк подыскал ей маленькую, уютную «сузуки», а потом, совсем недавно, «Тойоту РАВ-4». Он хотел, чтобы его жена и дочки были в безопасности в любую погоду, и поставил это железным условием, особенно когда они купили шале и им предстояло ездить всю зиму по заснеженным дорогам. К тому же как владелец автосалона Люк пользовался значительными льготами при покупке и ремонте машин такого класса. И все-таки эта машина требовала больших расходов. Разумеется, Виржил и Филиппина были клиентами Люка, но они располагали бóльшими средствами и с самого начала жизни в горах оставались верны своему «ренджроверу».
