Доктор помог Габриэлю забраться на стол, велел лечь, снял повязку и начал чистить рану.
– Вы поступили безрассудно, обменяв астму на пулю…
– Немецкую пулю… – сквозь зубы прошипел Габриэль, пытаясь не стонать и судорожно ища объяснение, которое вот-вот понадобится.
– Как вы здесь…
Врач понял с полуслова.
– Не представляете, что за бардак творится в последнее время, старина! За восемь недель четыре назначения! Видели бы вы мой «путевой лист», поняли бы, почему мы проигрываем эту чертову войну! Никто не знал, куда меня засунуть, а ведь я кое-что умею и мог бы оказаться полезен!
Он замолчал, махнул рукой куда-то в сторону.
– И вот я здесь, прошу любить и жаловать…
Габриэль дернулся.
– Что, так больно?
– Средне…
Майор покачал головой – «стыдитесь, солдат!».
– Здесь развернули полевой госпиталь? – спросил Габриэль, и врач задумался (наверное, формулировал ответ).
«Мыслитель, черт бы его побрал! Слава богу, он не хирург…» – мысленно усмехнулся Габриэль.
– Отец Дезире обошел всех, кого можно и нельзя, рядовых граждан и недоступных начальников. Когда понадобился военный грузовик, он его получил. Все вокруг утверждают: если наш священник что-то задумал, все получится, причем очень легко. Подтверждаю…
Майор чистил рану и бурчал, удрученный то ли состоянием пациента, то ли общей паршивостью ситуации:
– Вот ведь как бывает… Здесь есть бельгийцы, люксембуржцы, голландцы… Кюре говорит, что беженцам-иностранцам во Франции приходится туго – хуже, чем французам. Он приютил одного, второго, потом троих, а сегодня их великое множество. Я слышал, что священник устроил осаду администрации, требуя, чтобы супрефект провел перепись. Он утверждает, что у этих людей есть права! Это в разгар войны-то… Короче говоря, никто, конечно, не приехал, тогда он вернулся, надавил, и во вторник супрефект явится лично. Отец Дезире посулил отслужить мессу на пленэре. Забавный тип, скажу я вам…
– А вы… – начал Габриэль.
– О, я, – перебил его доктор, угадав вопрос, – меня полковник Босерфёй «одолжил» на два дня, однако, учитывая, как развиваются события, мой конец будет аналогичен вашему…
– То есть?
– Мы оба станем пленниками бошей! Ладно, вставайте…
Врач сел за стол и посмотрел на Габриэля.
– Мы с вами всегда были пленниками. Сначала в Майенберге. Теперь здесь. Следующий пункт назначения – нацистская тюрьма. Выбирать не приходится.
– А что насчет моей ноги?
– Ноги? Ах да… Не считайте меня идиотом, пуля из вашей ноги не немецкая, а…
– Хотите правду, майор, вот вам правда! – взорвался Габриэль. – Да, в меня стрелял соотечественник, пуля была французская! Теперь скажите наконец, останусь я при ноге или ее сожрут свиньи?
Доктор очнулся. Он не выглядел обиженным, потому что был философом.
– Во-первых, насчет того, что пуля французская… Ничего нового вы мне не сообщили. Во-вторых, свинкам, к их глубокому сожалению, придется поискать пропитание в другом месте. В-третьих, я поставил дренаж, который нужно менять каждые шесть часов. Будете следовать моим предписаниям, через неделю сможете дойти до ближайшего борделя на своих двоих. Сыграем партию в шахматы сегодня вечером?
Майор дважды уступил Габриэлю и был совершенно счастлив.
Габриэль отправился спать очень поздно. Чтобы присоединиться к Раулю, ему пришлось пересечь бо́льшую часть территории лагеря. Тропинка привела его к часовне, где в нефе, трансепте и даже на хорах ночевали десятки людей. Ветхая крыша зияла прорехами, звезды смотрели с неба на людское скопище, но в атмосфере присутствовала…
– Гармония…
Он обернулся.
Рядом, заложив руки за спину, стоял кюре и смотрел на спящих.
– Ну как там ваша нога? – спросил он.
– Майор утверждает, что буду ходить.
– У этого человека мятущаяся душа, но врач он хороший, ему можно верить.
Габриэль поинтересовался состоянием Алисы.
– С ней все в порядке. Ей просто необходим отдых. Эта женщина нужна Господу!
Габриэль обрадовался, но главное беспокойство вызывала у него судьба Рауля. Отец Дезире все понял и сообщил:
– Ваш товарищ тоже хорошо себя чувствует. Шишку он набил огромную, но разве это не подарок Всевышнего – закончить войну с одной-единственной шишкой?
Габриэль кивнул, соглашаясь: они с Раулем отделались легким испугом.
– Во вторник мы встретим господина супрефекта мессой. Если не захотите, не присоединяйтесь. Иисус сказал апостолам: «Не следуйте моим путем. Выберите собственную дорогу, и она приведет вас ко мне».
Отец Дезире издал сдавленный смешок и тут же прикрыл рот ладонью, как ребенок, сказавший глупость.
– Спокойных вам снов, сын мой.
Он перекрестил Габриэля, подкрепив слова жестом.
Ночь прошла мирно. Их устроили недалеко от свиной кормушки – пахло не слишком приятно, животные не успокаивались ни на минуту, рылись в земле, топали, пищали, хрюкали, – но двое вымотавшихся мужчин ничего не слышали. Мишель, к удивлению Габриэля, лежал рядом с Раулем. Он погладил большую голову пса, но кане-корсо даже не пошевелился.
Они проснулись на рассвете, как приучила война.
Когда Габриэль выбрался во двор, Рауль уже сидел с чашкой кофе и гладил по голове Мишеля, привалившегося к его ноге.
– Вижу, ему лучше…
Рауль смотрел хмуро, как в свои худшие дни.
– Не думаю, что надолго здесь задержусь.
Что за нелепость? Куда он собрался? Париж теперь живет по «берлинскому времени». Отец Дезире слышал по радио, что правительство переехало в Бордо. Остается ждать безоговорочной капитуляции, так почему бы не здесь?
Габриэль проследил взгляд Рауля: он смотрел на сестру Сесиль, которая разговаривала с отцом Дезире у дверей часовни.
– Она считает Мишеля слишком прожорливым. Говорит: «У нас и для людей еды не хватает, так что псина явно лишняя».
Рауль сделал последний глоток.
– Сейчас приведу себя в порядок, возьму у лекаря какие-нибудь пилюли и мазь для Мишеля и уйду.
Габриэль хотел возразить, но Рауль развернулся и пошел прочь, за ним потащился Мишель. «Нужно повидать отца Дезире, может, он сумеет уладить дело…» – подумал Габриэль. На тропинке он встретил Луизу – она везла близнецов в «ясли» и на ходу пила кофе.
– Как ваша нога?
– Поправится до следующей войны, во всяком случае, майор в этом уверен.
Она присела на надгробие, сделала приглашающий жест рукой.
