– В общем, да… Из-за них.
Алиса рассказала ей все, что знала о лагере, который отец Дезире построил своими руками. Говорила она о священнике с восхищением и некоторой долей иронии.
– Он вас забавляет? – удивилась Луиза.
– Вы меня поймали! Все зависит от угла зрения. С одной стороны, он священник, с другой – ребенок. Никогда не знаешь, кто возьмет верх в ту или другую минуту. Это похоже на магию.
Алиса помолчала, подбирая слова, и все-таки решилась спросить:
– У ваших детей… Вы замужем?
Луиза покраснела, открыла было рот и не нашлась, что сказать. Алиса указала на часовню:
– Ваши близнецы там. Днем самых маленьких собирают под крышей, с ними возятся три женщины, по очереди.
– Я могла бы поучаствовать…
Алиса улыбнулась:
– Вы только что добрались сюда, отдышитесь, а там посмотрим.
49
Первую ночь они провели в амбаре, поужинав украденными фруктами и сырыми овощами. Мишель понюхал человеческую еду и скрылся в темноте.
Солома пахла прекрасно, вокруг все было спокойно, и Габриэль мог бы уснуть почти счастливым, если бы не нога.
– Думаешь, он вернется? – озабоченно спросил Рауль.
Габриэль решил быть честным:
– Пес проголодался, и ему придется поохотиться, что будет потом, я не знаю…
Время от времени по полу пробегала мышь.
– Почему ты порвал письмо? – Габриэль все-таки не удержался от вопроса.
– Надоело все время о нем думать… Не помогло – мысли никуда не делись.
– Из-за…
– …этой мерзавки.
– Она так сильно тебя мучила?
– Ты и представить не можешь! Мало кто из детишек провел столько часов в темном погребе. Я не плакал, не просил прощения, и это ее бесило. Она хотела, чтобы я хныкал. Умолял. Я стал таким сильным, что мог бы убить ее, но только мечтал о расправе, не бунтовал, не жаловался, ни разу не поднял на нее руку, смотрел в упор и молчал. Она с ума сходила…
– Ты думал, почему она…
– Чуть голову не сломал! Решил, что после девочки она захотела родить сына, но не смогла и тогда они взяли меня из приюта…
Эта версия ничего не объясняла, но боль причиняла ужасную, а другой не было.
– Наверное, я их разочаровал.
Ужасная, жестокая фраза.
– Отдать меня они не могли, по закону так не делается. Берешь ребенка, он оказывается придурочным, но деваться некуда.
– Зачем усыновлять четырехмесячного грудничка?
– Можно представлять, что сам его родил.
У Рауля на все был ответ.
– И никто в семье тебя не защищал?
– Разве что Анриетта, но ей было слишком мало лет. Старик вечно отсутствовал. Ходил по больным. Принимал пациентов в кабинете, их всегда было очень много. Он думал, что я трудный ребенок. Жалел жену.
Поздно ночью Мишель вернулся к людям, сытый, воняющий дичиной, но Рауль не отпихнул его, когда пес лег рядом.
Ночь не принесла улучшения ране Габриэля. К утру его нога нагноилась еще сильнее, и Рауль принял решение:
– Вот что я скажу, старший сержант: тебе нужны лекарь, дренаж, чистые бинты и перевязка.
Сказать легко, сделать – почти невозможно. Ближайшим городом оставался Сен-Реми-сюр-Луар, куда они, по понятным причинам, не собирались заходить, но теперь ситуация изменилась. Река осталась слева, до ближайшего моста придется пройти не один километр…
Рауль запряг Мишеля, и они направились к Луаре.
Если удастся добраться до воды, собаку они оставят на берегу, решил Рауль. Прокормить такого пса – целое дело, особенно теперь; кроме того, их живописное трио будет привлекать к себе слишком много внимания. Мишелю придется покинуть своих спутников.
По озабоченному лицу Рауля Габриэль понял, что дело плохо. Ландрад утратил все свое веселое нахальство: он не понимал, как они переправятся на другой берег, как доберутся до Сен-Реми, рискуя быть арестованными своими и не зная, где находятся немцы. Мысль о том, чтобы бросить собаку, как поступили его хозяева, повергала Рауля в уныние.
К середине дня они увидели реку. В этом месте Луара была не самой широкой, но все равно впечатляла, им придется преодолеть метров сто, не меньше.
– Сторожи́, – велел Рауль Мишелю. – Если кто появится, разрешаю его сожрать…
Он исчез.
Прошел час, второй. Габриэль и в мыслях не держал, что товарищ мог бросить его. Нога ужасно болела и так опухла, что до нее было страшно дотрагиваться, грозное слово «гангрена» не шло из головы, но в Рауле он не сомневался.
Около четырех Мишель сделал стойку, понюхал воздух и смылся, а через двадцать минут привел Рауля. Он шел от реки, ругаясь, как извозчик, и волок за собой лодку, которую нашел выше по течению.
– Пойдем на веслах? – спросил ошарашенный Габриэль.
– Нет, весла к лодке не прилагались.
Рауль совсем выбился из сил, вспотел и был грязен, как черт из болота, но сделал только полдела.
– Думаю, Мишель с нами не расстанется…
Через несколько минут запряженный пес плыл через Луару и тянул за собой лодку с двумя беглецами. На противоположный берег он выбрался совсем без сил, рухнул на траву, вывалил язык из пасти и тяжело, со всхлипами дышал, а Рауль сидел рядом и гладил его, уговаривая взбодриться:
– Подумаешь, спасение на водах, ты же не слабак какой-нибудь, чтобы околеть от такого пустяка!
Габриэль, припадая на раненую ногу, тащил из лодки «мыльный» ящик.
Собаке было по-настоящему плохо, сказывались недоедание и тяжелые физические усилия.
В местечко под названием Ла-Серпантьер вошли двое мужчин. Один опирался на самодельный костыль из обломка найденной в поле деревяшки, другой тащил тележку с умирающей собакой. Из пяти домов ставни были открыты на окнах одного, и они позвонили в дверь.
Им открыла очень старая женщина. Вернее, приоткрыла на несколько сантиметров – мало ли кто мог появиться на пороге в это смутное время.
– Что вы хотели?
– Нам нужен врач, мадам.
По реакции хозяйки можно было подумать, что она даже слова этого не слышала много десятков лет, а уж живьем не видела доктора с самого рождения.
– Вам… нужно в Сен-Реми… Может, там кто и остался…
Чтобы попасть туда, им пришлось бы вернуться на восемь километров назад. Старушка оглядела Габриэля, заметила и костыль, и перевязанную ногу, но мнения не изменила:
– Идите в Сен-Реми.
Она уже собиралась закрыть дверь и тут заметила за спиной Рауля ящик с Мишелем, наклонилась, прищурилась, вглядываясь, и спросила:
