Около четырех дня они все еще не добрались до места, оставалось пройти шесть километров. Время от времени Фернан слышал за спиной одиночные выстрелы (так бывало, когда они с Алисой гуляли в воскресенье по полям после открытия сезона охоты).
Капитан Хауслер тоже был сильно обеспокоен и в шесть часов остановился на обочине. Ритм замедлился, и он был крайне недоволен своими людьми, которые выглядели окончательно вымотавшимися и глухо роптали, в то время как первые группы почти добрались до места.
Подопечные Фернана вскоре оказалась разделенными надвое военными грузовиками, заблокировавшими дорогу. Никто не знал, куда они направляются, но воспользовались моментом, чтобы отдохнуть.
Габриэлю стало хуже, раненая нога внезапно подломилась, и он неудачно упал. Рауль не успел его поддержать. Метров через триста Ландрад вильнул вправо и подхватил кусок деревяшки в метр длиной, обвязал конец куском рубашки, получилась клюка. Скорости она Габриэлю не прибавила, но идти стало легче.
Они обгоняли захромавших арестантов и злых, как осенние осы, охранников. Мало-помалу сзади собрались несчастные, которым не суждено было дойти до финиша живыми. Доржевиля фактически несли по очереди товарищи, но ему все чаще требовались остановки, так что они безнадежно отстали от колонны.
Фернан мысленно ахнул, сообразив, зачем капитан остался на обочине, и кинулся бежать, надеясь, что успеет предотвратить трагедию.
Рауль обнимал Габриэля за плечо, помогая идти.
– Оставь меня, – срывающимся голосом бормотал тот.
– И что ты будешь делать без меня, Дюкон? Болван несчастный!
Они выбрали момент, когда охранники ненадолго отвлеклись, и остановились передохнуть. Мимо них, с трудом переставляя ноги, прошли три человека – молодой коммунист и те, кто его тащил.
Как из-под земли появились Хауслер, несколько свирепых аннамитов и старший капрал Борнье.
– Стоять на месте! – рявкнул он, направив ружье на Габриэля, Рауля и коммунистов, а Хауслер с аннамитами направились в хвост, к отставшим.
Капитан скомандовал: «Пли!»
Раздался выстрел.
Другой.
Третий.
Рауль обернулся и увидел бегущего к ним аджюдан-шефа. Он размахивал руками и что-то кричал, Борнье позеленел.
– Встать! – скомандовал капитан Габриэлю и молодому коммунисту. Они медлили – страх отнял у них последние силы, и Хауслер сорвался на фальцет: – Шевелитесь, мерзавцы!
Рауль понял, что развязка близка.
Тела трех убитых, расстрелянных аннамитами, сбросили в кювет.
Двое раненых сейчас получат по пуле в голову.
Выбившийся из сил Фернан кричал: «Остановитесь! Подождите!» – но капитан приказал Борнье:
– Солдат, убейте этих людей! Исполняйте!
Рауль медленно ухватил левой рукой импровизированный костыль Габриэля, а правой ладонью оперся об асфальт, чтобы в нужный момент мгновенно вскочить на ноги. Аннамиты подошли ближе… У старшего капрала задрожала нижняя губа…
– Остановитесь! – Теперь все услышали крик Фернана, он бежал все медленнее, держась рукой за бок.
– Целься! – Капитан вынул пистолет из кобуры.
Борнье дрожащими руками поднял ружье. Прицелился в голову Габриэлю. Тот чувствовал, что вот-вот упадет, и не мог отвести взгляд от дула, как будто его заворожил Циклоп.
Рауль прикидывал расстояние до Хауслера, старшего капрала и аннамитов, все крепче сжимая пальцами костыль.
– Стойте! Прекратите!
Фернан наконец оказался рядом с местом казни.
– Пли! – рявкнул капитан.
Борнье опустил ружье. Он стоял, мотая головой, по его щекам текли слезы, как будто умереть предстояло ему.
Хауслер вытянул руку с пистолетом: голова молодого коммуниста взорвалась, а он уже взял на прицел Габриэля.
Время остановилось. Все на мгновение замерли.
В километре от них на дорогу пикировала немецкая эскадрилья.
Аннамиты кинулись к обочине и попадали в кювет. Борнье рухнул на асфальт.
Рауль подпрыгнул, ударил капитана костылем по ногам, и тот упал рядом с Фернаном, а Ландрад вскинул Габриэля на плечо и побежал…
Хауслер не двигался. Борнье напоминал могильную плиту. Аннамиты прикрывали головы ладонями.
В тот момент, когда эскадрилья пролетала над ним, Фернан направил пистолет в спину Раулю, успевшему отбежать всего на десять метров.
И дважды выстрелил…
43
Корова повернула голову и не замычала – взревела.
– Тихо, милая! – шепнула Луиза, сопроводив просьбу движением руки в сторону подростка, тот кивнул, и она повернулась к его брату, прося передвинуться вправо.
Отец мальчиков стоял, скрестив руки на груди, и по его лицу было ясно, что он желает им провала. Веревку держал старший брат, но Луиза понимала: все будет так, как решит корова. Она кивнула, подав знак, и они втроем очень медленно направились к животному.
– Не бойся, красавица, мы тебя не обидим! – приговаривала Луиза.
Корова мотала головой, но стояла смирно.
Она всю ночь жалобно мычала, и Луизе пришла в голову идея, как помочь и бедняжке, и себе.
Девочка проснулась на рассвете и жалобно плакала от голода. Подростки почувствовали себя тореадорами, готовыми укротить весь мир, не то что какую-то рогатую скотину! Битва не состоялась. Корова застыла на месте. Они надвигались на нее, затаив дыхание.
– Сейчас, девочка, сейчас я тебе помогу, – обещала Луиза.
Она подмигнула мальчишкам, они поравнялись с ней и опасливо, но нежно коснулись пальцами бока коровы.
Мужчина у дороги стоял в той же позе, и Луиза подумала: «Он похож на моего мсье Жюля, вещающего перед клиентами…»
Она поставила кастрюльку на землю, опустилась на колени перед раздувшимся выменем, ухватила обжигающе-горячий сосок, и корова нервно согнула заднюю ногу, до полусмерти напугав людей. Луиза надавила на сосок, и… ничего не произошло. Она сделала еще одну безрезультатную попытку и пришла в отчаяние: вот оно, молоко, а она не может его взять!
– Не получается? – спросил старший брат.
Он попытал успеха. Корова раздраженно махнула хвостом, задев их по лицам, но не отступила назад, как будто поняла, что люди хотят помочь. Луиза тянула, давила – молоко не шло. Они расстроились, но Луиза не хотела признавать себя побежденной. Решение должно найтись!
– Уйдите…
Мужчина величественным движением руки выразил раздражение «неумехами», по вине которых он вынужден заниматься таким низким делом, напомнившим ему, что когда-то он был мальчишкой с фермы.
