Мсье Жюль сделал еще глоток и сокрушенно покачал головой. Луиза вспомнила библиотеку матери, читаные-перечитаные книги – «Джейн Эйр», «Анна Каренина», романы Поля Бурже
[42] и Пьера Лоти…
[43]
– Это все? – спросила она.
– Что значит «все»? Чего тебе еще? Они завели роман и занимались любовью, вот тебе и «все»!
Мсье Жюль разгневался, забыв, что Луиза хорошо его знает и не испугается грозного рыка.
– А еще я хочу знать, – спокойно сказала она, – почему через два года они расстались. А через пять лет снова сошлись. Почему все эти годы он по субботам сидел за этим столиком. То, что вы сказали, я уже знаю, меня интересует все остальное.
Мсье Жюль почесал голову через берет.
– Я никогда не спрашивал, почему он ходит в мой ресторан, и так было понятно. – Они синхронно повернулись и посмотрели через витрину на фасад дома Бельмонтов. – Доктор хотел ее видеть, может, даже караулил. Жанна не выходила из дома, сидела у окна, смотрела на двор, но…
Луиза представила, как эти двое двадцать пять лет подряд глядят в разные стороны, думая об одном и том же, и ее сердце затопила печаль.
Мсье Жюль откашлялся и продолжил, притворившись, что ничего не замечает:
– Доктор давным-давно открыл кабинет в другом округе и переехал жить в другой дом, я и думать о нем забыл и даже не сразу узнал, но с клиентами я сама тактичность. Сдержанность – вот мой девиз.
Он залпом допил вино.
– Я, конечно, спрашивал себя, что он тут забыл, но быстро сообразил: дом Жанны… твоей мамы… виден, только если сидишь за этим столиком… Доктор ее ждал…
– А вам не пришло в голову сообщить маме, что он приходит по субботам, что он…
– Еще как пришло, я же не полный болван! – Мсье Жюль вдруг сделался мрачным, словно разозлился на себя. – Я пошел к Жанне и поставил ее в известность. «И что ты хочешь, чтобы я сделала?» – спросила она и ничего не добавила. Представляешь, каким дураком я себя почувствовал?! Это отучило меня соваться к людям со своей добротой…
Луиза приняла первое причастие в тринадцать, на год позже ровесниц, тогда же ее мать заняла место у окна и больше его не покидала, сидя спиной к ресторану мсье Жюля.
Доктор не собирался смотреть на дом Жанны, он ждал ее.
– Твоя мама так и не пришла повидаться с ним, я подумал, что рано или поздно ему надоест, – и ошибся! Сначала мне было грустно, потом я привык и перестал об этом думать. Пока он не заговорил с тобой. Я понимал, что что-то происходит, но ты не захотела поделиться… Что…
Пауза…
Он все-таки задал мучивший его вопрос:
– О чем именно тебя попросил доктор? То есть… Что произошло в отеле?
Дело было не в любопытстве, он хотел знать, насколько серьезно пострадала Луиза. И она рассказала ему все – о предложении доктора, деньгах, номере отеля, выстреле.
– Какое ужасное несчастье! – воскликнул мсье Жюль. – Он хотел увидеть не тебя, а твою мать!
Ресторатор накрыл ладонь Луизы своей ручищей:
– Доктор совершил очень дурной поступок… Жаль, что я не знал, научил бы его хорошим манерам!
– А что говорила о докторе мама, когда они были вместе?
– Что говорила, что говорила… То, что женщина может сказать о мужчине, с которым спит!
Луиза не удержалась от улыбки:
– А вы занимались с ней любовью, мсье Жюль?
– Нет… Она не захотела… – Он похлопал себя по карманам.
– Вы не все мне рассказали, ведь так?
– С чего ты взяла? Конечно, я все тебе рассказал! Все, что знаю!
Луиза придвинулась ближе. Она любила этого человека за доброе сердце и простую душу. Он пытался обмануть ее, но не мог и потому не знал, куда деваться. Она взяла его за руку, прижалась к ней щекой, как будто хотела согреть.
Мсье Жюль совсем растерялся. Он знал, что снова причинит ей боль, рассказав чужой секрет, и судорожно вздохнул.
Луиза смотрела на него не отрываясь, как поступала в классе с самыми застенчивыми учениками.
– У твоей мамы… был ребенок от доктора, милая.
17
– Остановись, чтоб тебя!
Рауль в ярости надавил на тормоз, и машина застыла посреди шоссе. Габриэль обернулся. Португальцы, у которых они угнали машину, давно исчезли из виду.
– Ну вот, я остановился! – сказал Рауль. – Что теперь?
Окружающий пейзаж был плоским и угрюмым.
– Тебе не надоело носить сапоги? Хочешь вернуться, проделать двадцать километров пешком?
Габриэль прижимал платок к щеке и молча смотрел на бескрайние поля. Они стояли на второстепенной дороге, пролегавшей мимо крупных ферм. Редкий лесок добавлял пейзажу унылости.
– Посмотри на них… – сказал Ландрад, кивнув на беженцев. Люди шли пешком, ехали на велосипедах, тащили за собой тележки со скарбом. – Теперь каждый за себя. Не осозна́ешь этого, далеко не уйдешь, лучше сядь на обочине и жди фрицев.
Он повернул ключ в зажигании, и машина тронулась с места.
– Брось печалиться, старший сержант! – сказал он и улыбнулся. – Не нагнетай на пустом месте…
– Мы украли у людей машину! Могли бы попросить подвезти нас!
Рауль захохотал, кивнув на заднее сиденье, заваленное чемоданами и коробками. Габриэль покраснел и повернул к себе зеркало, сделав вид, что рассматривает синяк на лице. Нижняя губа вздулась, треснула и кровоточила.
Машин было так мало, что в голову невольно приходил вопрос, в ту ли сторону они едут. Габриэль достал из бардачка карту, сориентировался и выяснил, что они катят на восток.
– Куда хочешь отправиться? – спросил Рауль.
– В Майенберг…
– Издеваешься? Боши давно его взяли!
Габриэль вспомнил беспорядочное бегство своих однополчан. Они совершили самоубийственный поступок, попытались «подручными» средствами остановить вооруженную до зубов колонну тяжелых немецких танков. И не преуспели. Даже на час не задержали врага. Что это изменило? Он вспомнил, как труп толстяка «в новых шнурках» плыл по реке, перевел взгляд на профиль Ландрада. Этот обманщик, шулер, пройдоха тоже хотел сражаться…
Как все это стало возможным?
Неужели французская армия была так плохо готова к войне?
