— Жаль… — Голос женщины прошелестел, как холодный и лёгкий ветерок, но обрушился на Ринтаро со страшной силой урагана. Восторженный голос Ринтаро сорвался в ледяное отчаяние, каждое слово женщины кололо его, словно острый нож. — Ты разочаровал меня.
Ринтаро потерял нить разговора и испуганно моргнул.
На него теперь взирала сама Тьма, кромешная, глубокая Тьма. Она простиралась далеко вглубь этих спокойных бездонных глаз. Трудно было понять, чего в них было больше — грусти или отчаяния, однако этот безграничный мрак, готовый поглотить весь мир вокруг, был слишком страшен для подростка.
— Мысли сами по себе ничего не способны изменить. — В голосе женщины прозвучало безнадёжное осознание сути. — Все эти детские идеалы… Оптимистические грёзы… Они изжили себя. Мне осточертело слушать всё это. Годами. Мне скучно. Ничего не изменилось, ровным счётом ничего… — Голос звучал всё глуше, слова падали тяжелее, и постепенно в воздухе начало ощущаться нечто странное. Тёмные глаза смотрели в пустоту, ничего не видя перед собой. Скрещённые ноги и лежавшие на коленях руки были неподвижны и очень белы, словно лишённые крови, и казалось, что это восковая кукла, у которой движутся только губы.
То, что сидело сейчас перед Ринтаро, уже не было человеком, хотя всё ещё имело женский облик. Но в нём не осталось ничего человеческого — только огромное Нечто, облако чёрных эмоций без чётких границ.
— Отдых, удобный компромисс, помогающий решить проблему, дискуссия, непринуждённая и лёгкая, призванная лишь доказать самодостаточность… Всё это я не раз наблюдала. Иногда встречались персонажи, которые кричали о книжном кризисе, пытались спорить и сопротивляться, но они не могли повернуть течение вспять — и их просто смывало. Как тех троих, кого ты встретил в Лабиринте, — они потеряли всё из-за того, что попытались изменить свои взгляды на жизнь.
Женщина перевела дыхание.
Ринтаро показалось, что с этим вздохом клубящееся облако тьмы немного рассеялось, гнетущее напряжение отпустило, и Ринтаро наконец вдруг вспомнил, что нужно дышать. Он ощутил, что лоб у него покрылся капельками пота.
— Но тут до меня дошли слухи, что некий таинственный мальчик, который любит книги, помогает им освободиться… вот я и понадеялась, что ты скажешь что-нибудь обнадёживающее. Найдёшь такие слова, которые изменят всё, подашь намёк, как нам вернуть то, что мы забыли, восстановить потерянную силу, могущество… Я так надеялась это услышать… Но… — тут чёрные глаза женщины снова вперились в Ринтаро, — кажется, я напрасно возлагала на тебя такие надежды… — Она воздела вверх белую руку. — Возвращайся к себе. К своей убогой жизни.
Раздался сухой щелчок — и решётчатая дверь отворилась.
Путь домой был свободен. Однако Ринтаро не мог встать, не мог даже поднять голову. Потрясение было настолько сильным, что его как будто придавила к земле невидимая рука. Он продолжал сидеть, ошеломлённый и раздавленный…
— У меня больше нет к тебе вопросов. Ступай, — холодно сказала женщина и медленно поднялась. Она словно утратила всякий интерес к происходящему, небрежно повернулась к Ринтаро спиной и направилась вглубь магазина.
Ринтаро с трудом поднял голову и увидел, что там, где была дощатая стена, открылся проход в бескрайнюю, бездонную тьму. Туда уходила женщина — в этот чёрный, бесконечный, без единого просвета, без единой лампы или книжного стеллажа коридор кромешной тьмы. Уходила безмолвно, сухой стук её каблуков становился всё тише и тише. Можно возвращаться домой…
Ринтаро чувствовал в груди странное онемение. Да… можно возвращаться домой, но… но почему-то Ринтаро не двинулся с места, пытаясь нащупать в своей душе ответ на какой-то вопрос. «Что же меня смущает?» — спросил он сам себя, глядя вслед удалявшейся женщине.
Силу его разрушили, над идеями посмеялись, хрупкую гордость растоптали… так что больше ничто не причинит ему боли. Осталось только смириться и возвратиться к прежней унылой жизни. Не нужно вспоминать о том, что произошло в тех Лабиринтах, где ты толком ничего и не понял, в конце концов, есть предел тому, что может совершить подросток. И если этот унылый подросток, помешанный на книгах, попадает в такую страну чудес, это вовсе не значит, что он станет там рыцарем без страха и упрёка. Куда бы он ни пошёл, всё равно останется жалким хикикомори.
И всё же… Он спорил и победил… Его похвалили, это уже неплохо! Привычная логика и готовность смириться ловко подсунули ему оправдание и утешили страдающие душу и сердце. Он ведь и прежде жил такой жизнью, изо дня в день. И всё было нормально, может, пусть и дальше так будет?
Однако…
— Нет, так не пойдёт, — пробормотал Ринтаро.
И как только он произнёс эту фразу, какая-то полузабытая мысль затеплилась в глубине сердца.
Вспоминай, для чего ты пришёл сюда. Была же причина, важная причина! Догадка потрясла его. Он как будто откопал из земли сундук с сокровищем.
— Юдзуки…
Его охватила дрожь. В тёмном коридоре фигуру женщины было уже не различить. Однако где-то далеко-далеко ещё слышался перестук каблучков, и Ринтаро вскочил как ужаленный.
— Подождите!
Крик Ринтаро замер вдали, словно его поглотила тьма коридора. Только тихонько стучали вдалеке каблучки. Звук становился всё тише.
— Где Юдзуки? Верните Юдзуки! Куда вы её дели?
Крик Ринтаро оборвался. Ответа не было. Только сухой стук каблучков, который отталкивал все посторонние звуки. И он был уже едва слышен.
Ринтаро оглянулся на дверь, она была открыта настежь, маня к себе.
Если выйти сейчас через неё, то вернёшься к привычной уютной человеческой жизни. Обыденной, унылой, но нормальной, не требующей от тебя особого мужества, гордости или подвигов.
Ринтаро представил себя сидящим посреди уютной книжной лавки и… Не сдвинулся с места.
Он пустился в это странствие вовсе не для того, чтобы вот так запросто взять и вернуться. Он не забыл о цели. Ринтаро сжал кулаки, зажмурился и, решительно повернувшись спиной к выходу, направился к мрачному провалу в глубине лавки.
Мрак тотчас объял его со всех сторон, он ничего не видел, не мог ничего различить в кромешной тьме. Он не видел даже собственных ног и потому не мог побежать, полагаясь только на едва слышный отзвук собственных шагов и на ощущение твёрдого пола под ногами. Спина у него покрылась испариной.
Он не оглядывался, но вовсе не потому, что не испытывал сомнений. А потому, что, когда не видишь выхода, трудно сохранять уверенное спокойствие. В душе Ринтаро клокотали страх, раскаяние, раздражение и даже ненависть к самому себе; казалось, эти чувства сейчас переполнят его и хлынут через край. Но нельзя прикасаться к кипящему котлу, и поэтому, чтобы отвлечься и успокоиться, Ринтаро старался думать о чём-нибудь постороннем. О школе, о подготовке к переезду, о милой тётушке, о деде и о бесчисленных книгах на стеллажах в лавке, о скупой улыбке кота и жизнерадостном личике Саё…
