– Я направляю его к земле, – возразила Налан и осветила фонарем ближайшую могилу, чтобы доказать свою правоту.
Вдруг, задевая крыльями их головы, рванула прочь испуганная летучая мышь.
– Хорошо. – Саботаж загасил косячок. – Теперь ты довольна?
Они зигзагами обходили доски с номерами и шишковатые деревья и потели, несмотря на прохладу, понимая, что здесь они незваные гости. Все испытывали напряжение и нервозность. Папоротник и чертополох терлись об их ноги, осенние листья поскрипывали под обувью. Сапог Налан застрял в корне дерева. Она пошатнулась, пытаясь удержать равновесие.
– У, черт!
– Не сквернословь! – напомнила Зейнаб-122. – Тебя могут услышать джинны. Они живут в туннелях под могилами.
– Возможно, сейчас не самое подходящее время для этих подробностей, – сказала Хюмейра.
– Я вовсе не пыталась напугать вас, – скорбно поглядела на нее Зейнаб-122. – Ты, например, знаешь, что делать, если наткнешься на джинна? Правило номер один: не паникуй. Номер два: не беги, они быстрее нас. И номер три: не глумись над ним – или над ней, – у джиннов женского рода характер еще хуже.
– А вот в этом я нисколько не сомневаюсь, – отозвалась Налан.
– А есть ли правило номер четыре? – поинтересовалась Джамиля.
– Да… не позволяй им себя очаровать. Джинны – большие мастера маскировки.
Налан фыркнула, а потом осадила себя:
– Прости.
– Это правда, – не унималась Зейнаб-122. – Если вы читали Коран, сами знаете. Джинн может принять любое обличье – человека, зверя, растения, минерала… Видите вон то дерево? Вы считаете, что это дерево, а это, возможно, дух.
Хюмейра, Джамиля и Саботаж украдкой взглянули на бук, о котором шла речь. С виду он выглядел старым и самым обычным – узловатый ствол и ветви, казавшиеся столь же безжизненными, сколь и окружающие могилы. Но если приглядеться как следует, возможно, он и правда испускает особую энергию, обладает неземной аурой.
Налан, которая продолжала невозмутимо идти вперед, немного замедлила темп и бросила взгляд через плечо:
– Хватит! Прекрати их пугать.
– Я стараюсь быть полезной, – с вызовом проговорила Зейнаб-122.
«Даже если вся эта чушь на самом деле правда, зачем грузить людей информацией, которую им некуда применить?» – хотела было сказать Налан, но воздержалась. По ее мнению, люди напоминают соколов: у тех есть умение и возможности для полета в небо, где можно быть свободными, легкими и ничем не связанными, однако порой птицы тоже живут в неволе – под нажимом или по собственной воле.
Живя в Анатолии, Налан вблизи наблюдала, как соколы сидят на плечах своих хозяев и послушно ждут следующей команды или очередного лакомства. Свист соколятника – звук, заканчивающий свободу. А еще она видела, как на этих величавых хищников надевали клобучок, чтобы они не боялись. Видеть – значит знать, а знать – страшно. Каждый соколятник уверен: чем меньше видит его птица, тем она спокойнее.
Но под этим клобучком не существует направлений – небо и земля сливаются в единую полосу из черной парусины. Немного успокоившийся сокол все равно нервничает, потому что удар может обрушиться в любой момент. Теперь, спустя годы, Налан казалось, что религия – равно как и власть, деньги, идеология и политика – действует точно как этот клобучок. Все суеверия, пророчества и веры словно лишают человека зрения, держат его под контролем, а в глубине души настолько сильно ослабляют его самооценку, что он начинает бояться всего, буквально всего.
Но это не про нее. Пристально вглядываясь в паутину, которая, словно ртуть, поблескивала в свете фонаря, она в очередной раз отметила про себя, что лучше ни во что не верить. Ни в религию, ни в идеологию. Она, Ностальгия Налан, никогда не позволит завязать себе глаза.
Водка
Очутившись в уголке, где тропинка снова была видна, друзья остановились. Здесь номера могил казались случайными, и понять порядок было невозможно. В скользящем луче своего фонаря Налан читала вслух:
– Семь тысяч сорок, семь тысяч двадцать четыре, семь тысяч сорок восемь…
Она нахмурилась, словно подозревая, что кто-то над ней посмеялся. Она никогда не разбиралась в математике. Да и в других предметах тоже, если честно. До сих пор ей то и дело снилось, что она снова в школе. Она видела себя маленьким мальчиком, одетым в уродливую форму, с очень коротко остриженными волосами, учитель бил ее перед всем классом за орфографические ошибки и незнание грамматики. В те времена понятие «дислексия» еще не вошло в словарь повседневной деревенской лексики, а потому ни учитель, ни директор не проявляли к Налан никакого сочувствия.
– Ты в порядке? – спросила Зейнаб-122.
– Разумеется, – собралась Налан.
– Эти доски очень странные, – пробормотала Хюмейра. – Куда нам теперь?
– Может, вы останетесь здесь? А я пойду посмотрю, – предложила Налан.
– Может быть, кто-то еще с тобой пойдет? – встревожилась Джамиля.
Налан отмахнулась. Ей нужно немного побыть одной и собраться с мыслями. Вынув из внутреннего кармана куртки фляжку, она подкрепилась щедрым глотком. Затем передала фляжку Хюмейре – единственному человеку в этой компании, кто мог употреблять алкоголь.
– Попробуй, но только осторожно.
С этими словами она удалилась.
Без фонаря четверо друзей остались в темноте, да и луна в этот момент спряталась за тучей. Они сгрудились теснее.
– Вы отдаете себе отчет, что обычно это так и начинается, – пробормотала Хюмейра. – Я имею в виду, в фильмах. Кто-то уходит от остальных, и его жестоко убивают. Это случается всего в нескольких метрах от других, но они, разумеется, не знают об этом. Затем еще кто-то уходит – и снова погибает…
– Расслабься, мы не умрем, – успокоила ее Зейнаб-122.
Хюмейра, несмотря на принятое успокоительное, начинала нервничать, а вот Саботаж чувствовал себя и того хуже.
– А та выпивка, что она дала тебе… Может, попробуем по глотку?
Хюмейра засомневалась:
– Ты ведь знаешь: когда ты выпиваешь, это катастрофа.
– Но это в обычный день, а сегодня ночью особый случай. Девочки, я же рассказал вам про мужчин из моего рода. Конкретно этого места я не боюсь. А вот от мысли о смерти у меня кровь стынет в жилах.
– Может, тебе лучше косячок покурить? – услужливо предложила Джамиля.
– Нету больше. Как я пойду дальше в таком состоянии? И как буду раскапывать могилу?
Хюмейра и Зейнаб-122 переглянулись. Джамиля пожала плечами.
– Отлично, – сказала Хюмейра. – Если честно, мне и самой нужно глотнуть.
Выхватив у нее фляжку, Саботаж сделал внушительный глоток. А потом еще один.
