– Если бы это было в моих силах, я бы все изменил и стал другим человеком. – Покачав головой, Джон отодвинул чай в сторону. – Какое-то время я был таким.
– Мужчины обычно не меняют своей сущности. Должно быть, вы скрывали ее от возлюбленной.
Хаторн прищурился. Это был адский день, и ад продолжался.
– Что ты о себе возомнила? Кто ты на самом деле?
– А как вы думаете: кто я?
Джон посмотрел на нее внимательнее и все понял. Это действительно его дочь – слишком уж она умна для той, за кого себя выдает. Она произвела на него сильное впечатление: холодный взгляд серых глаз, бесстрашие, самообладание в его присутствии. Хотел бы он, чтобы его сын был таким.
Именно в этот момент из складок одежды Фэйт выпал черный амулет и покатился по полу. Хаторн теперь знал, что это: какое-то злое заклятие. Он должен был это предвидеть: ведь она не только его дочь, ее мать – ведьма. Зло притягивает зло, а правда – правду.
Фэйт быстро подобрала упавший амулет, хотя он поранил ей руки.
– Я решила его не использовать, – сказала Фэйт. Это было правдой: она уже нанесла Джону большой вред, изменив его судьбу. Она увидела в глазах Хаторна определенное сходство с собой: раненый человек, который наносит раны другим. – Запасла для защиты, если бы вы стали действовать мне во зло.
– Думаю, не нужно дожидаться утра, – сказал он. – Можешь уйти сегодня же вечером.
– Так я и сделаю.
Фэйт развязала фартук, стянула с головы чепец. В тускло освещенной комнате ее рыжие волосы вспыхнули, словно огонь.
– Я вынужден повторить еще раз. Ты сейчас уходишь и не возвращаешься. Если бы ты была кем-то другим, я приказал бы тебя арестовать.
Но процессы ведьм остались в прошлом, а его могли обвинить в том, что он имел внебрачного ребенка. Лучше всего избавиться от нее, как он когда-то отделался от Марии. Джон вытащил кошелек с монетами, но Фэйт не раздумывая от него отказалась. Он покачал головой: от нее одни неприятности.
– Ты вся в мать.
– И на том спасибо. – Глаза Фэйт вспыхнули. – Я боялась, что стану похожа на вас.
Она выбросила остатки пирога, чтобы никто в доме не съел их по ошибке. Начинкой были мелкие птичьи косточки, которые вызывали у нее желание расплакаться. Вот до чего довела ее черная магия – до самой грани мести. И все же проклятое варево изменило будущее Джона Хаторна и его место в истории.
Фэйт оставила записку для Руфи с благодарностями за доброту. Ей пришло в голову, что Руфь, возможно, догадывалась, кто ее служанка на самом деле, и взяла в дом, чтобы возместить то зло, что принес ей Джон. Фэйт не хотела больше ничего, даже мести. Это чувство превратило ее в собственную противоположность – цена была слишком высока. Фэйт встретилась с отцом, и трудно было с уверенностью сказать, кому из них стало от этого хуже.
* * *
Двое фермеров заметили, как Фэйт в черном плаще и красных башмаках стремглав бежала через поле. За ней двигался темный силуэт – волк с серебристыми глазами. Покинув Хаторнов, Фэйт обнаружила, что Кипер ждет ее в саду. Что бы девочка ни натворила, он по-прежнему принадлежал ей, а она ему. Она обняла его, опустившись на колени, а потом они вместе пустились наутек из этого ужасного места, где люди находили зло во всем, что видели: в обуви, плащах, волках, женщинах.
Позже фермеры сказали констеблю, что девчонка подожгла их амбар, хотя на самом деле они, спеша за ней вдогонку с ружьями в руках, уронили фонарь. Когда кого-то намерены убить, этим в результате все и заканчивается. Они стреляли в темноту, словно она и была их врагом. Оба фермера участвовали в охоте на ворон, и это событие по-прежнему их волновало: они расцветили свой рассказ, описывая атаку кровожадных ворон, посланных самим дьяволом.
Услышав вой, фермеры решили, что это волк, но то была Фэйт, которая оплакивала упавшего в траву Кипера. Она опустилась на колени, обняла волка, перепачкавшись кровью, струившейся из его ран, читала защитные заклинания, но оказалась не в силах остановить кровотечение. Фэйт вытащила «Книгу ворона», настолько обезумев от горя, что не заметила, как фермеры приблизились к ней с ружьями на изготовку. Амбар к тому времени был охвачен пламенем, и Фэйт обвинили в поджоге, хотя она всего лишь пробегала мимо. Ведьма вызывает хаос, и они, хоть и поймали ее, все равно боялись. Фермеры обмотали Фэйт цепями и внимательно за ней следили, пока она, лишенная силы, в одежде, вымокшей от волчьей крови, осыпала их проклятиями. Эту девчонку они бы с радостью утопили.
Доктор Йост Ван дер Берг был так любезен, что нанял для Марии экипаж до Салема. Губернатор Фиппс изменил порядок обвинения женщин в колдовстве, а к октябрю судебные процессы ведьм полностью запретили. Добившись этого успеха, Ван дер Берг предложил Марии должность своего личного секретаря; она ответила вежливым отказом, но согласилась с идеей найти ей адвоката. На пути из Бостона экипаж сделал остановку, и человек по имени Бенджамин Харди составил доверенность и завещание. Мария загорелась мыслью построить большой дом в Салеме, который нельзя продать: он должен был оставаться во владении ее семьи. Такая доверенность гарантировала бы женщинам рода Оуэнс собственное жилище.
Мария не посещала округ Эссекс с той ночи, как уехала с Самуэлем в Нью-Йорк. Впервые она увидела эти зеленые поля и болотистые земли у Северной реки совсем юной, ей было всего семнадцать. Экипаж остановился у дома на Вашингтон-стрит. Раньше Мария видела в своем черном зеркале Фэйт на дорожке, ведшей к двери этого дома. Теперь дорожка была пуста и завалена опавшими листьями. Поблагодарив кучера, Мария пошла к дому. Услышав стук в дверь, Руфь сразу поняла, кто пришел. Она ощутила дрожь где-то внутри, как в юности, когда шериф объявил, что ее родителей выслали.
Женщины сразу узнали друг друга, словно с тех пор, как Марию в дерюге, со срезанными волосами, провезли на казнь, прошло всего несколько дней. По правде говоря, Руфь тогда вообразила, что побежит за ней, но осталась стоять у калитки.
– Все, что мне нужно, – это моя дочь, – сказала Мария.
Руфь понимала материнскую любовь и тревогу.
– Я догадалась, что она дочь Джона, уж больно на него похожа. Но сейчас девочки здесь нет: Джон прогнал ее.
Хаторн наказал Руфь за то, что жена взяла Фэйт в служанки без его ведома. И вот к чему это привело: он по-прежнему выкашливал маленькие кусочки птичьих костей. Руфи он велел стоять на коленях и часами читать фрагменты Священного Писания, не давая отдохнуть и даже сделать глоток воды.
Мария слышала глухой стук сердца Руфи. Ей было не позавидовать.
– Скажи, куда она ушла.
– Если бы знала – сказала, уж поверь.
– Джон понял, кто она на самом деле?
Чай, вызывающий откровенность, который Фэйт приготовила Хаторну, еще действовал, и он признался жене, что девочка – его плоть и кровь.
– Да. И счел ее умной. – Джон ничего такого не говорил, но Руфь догадалась об этом по тому, как он смотрел на девочку всякий раз, когда та ему противоречила. – Теперь я вижу, что она очень похожа на тебя.
