Ко времени, когда Элизабет прибыла в Манхэттен, она была измучена и напугана. Одну ночь она провела в Кембридже
[48], затем перебралась в Коннектикут, откуда мания охоты на ведьм перекинулась в Нью-Хейвен. Посреди ночи кузины помогли девушке бежать, но кучер наемного экипажа избил ее и украл то немногое, что у нее оставалось. Остаток пути она проделала в одиночку, умирая от ужаса при мысли о больших диких кошках, обитавших на холмах Коннектикута. И вот наконец на пароме, причалившем к берегу неподалеку от Флай-маркет, она достигла Манхэттена. Она стала расспрашивать торговцев, не знают ли они женщину по имени Мария Оуэнс. Ее знали продавец фруктов и торговец рыбой, но где она живет, им было неизвестно. Однако дочь рыбника, однажды приходившая в ее дом за любовным заговором, отвела Элизабет в сторонку и сказала, что точно знает, где можно найти Марию Оуэнс.
* * *
Когда Элизабет постучала в дверь, ей открыла подозрительная рыжеволосая девчонка, рядом с которой сидела черная собака. Фэйт, не отличавшаяся гостеприимством, глядела на незваную гостью узкими серыми глазами. Ее вид сразу подсказал Фэйт, откуда прибыла девушка.
– Ты из Салема, – выпалила она.
– Я приехала, чтобы повидать Марию Оуэнс. – Элизабет понизила голос. – Бежала, чтобы меня не арестовали констебли.
– За какое преступление? – Элизабет, конечно, не выглядела как правонарушительница, но то же можно было сказать и про Марту. Люди способны удивлять, и каждый раз по-новому. Увидев, что Элизабет замялась, Фэйт дала понять, что с ней можно быть откровенной. – Я дочь Марии. У нас нет секретов друг от друга.
Вряд ли это было правдой, но Элизабет хотелось открыться Фэйт: они были почти одного возраста, и, возможно, она вообразила, что обретет подругу, которой можно доверять. Она оглянулась. По улице шли люди, катились повозки и фургоны, но никто не обращал на девушек ни малейшего внимания.
– Колдовство.
Фэйт едва сдержала смех.
– Но ведь ты не колдунья.
– Что правда, то правда. Но это не спасет меня от виселицы.
Фэйт взяла девушку за руку и взглянула на ладонь.
– Я вижу, что ты будешь жить.
– Ты умеешь предсказывать будущее?
Некоторые женщины, арестованные в Салеме, практиковали хиромантию и прочие формы салонной магии, предсказывая, кто на ком женится и кто за кого выйдет замуж.
– Не совсем, – ответила Фэйт, разглядывая гостью изнутри. – Просто знаю: пока ты здесь, с нами, будешь в безопасности.
* * *
На обед у них был пирог, с запеченной, как в гробике, курицей, приправленной розмарином, а чтобы отметить решение гостьи перебраться в Нью-Йорк, Мария приготовила деликатес – так называемый ежовый пудинг из хлеба, изюма, свежих сливок, ликера, яиц и масла, украшенный кусочками бланшированного миндаля, воткнутого острыми кончиками вверх. Увидев, как Элизабет выросла, Мария обрадовалась, вспоминая, каким чудным ребенком она была, однако, когда Мария узнала в подробностях, что происходит в Салеме, вечер принял другой оборот. У нее появилось дурное предчувствие, и когда она спросила, кто раздувает огонь этой безумной охоты на ведьм и услышала имя Джона Хаторна, то не удивилась. Хаторн был одним из судей, принимавших решения по делам обвиняемых, и все знали, что он самый беспощадный. Он буквально изводил женщин, представших перед ним на суде, добиваясь признания от узниц, которым не давали есть и спать, избивали палками и кожаными ремнями. Он признавал доказательствами зрительные свидетельства худшего сорта – чистое сумасшествие вперемежку со сплетнями, замаскированными под правду.
Фэйт заметила, что мать вздрагивала, слушая о деяниях этого блюстителя закона.
– Ты знаешь этого человека? – спросила она.
– Да, самой не верится.
Конечно же, Мария знала, в чем он виновен: в соблазнении, предательстве, лжи, гордыне, в том, что бросил ее и своего ребенка.
Несмотря на гостеприимство, оказанное в доме семейства Оуэнс, Элизабет решила, что не сможет там остаться. Кузины из Коннектикута сообщили девушке, что, когда констебли пришли ее арестовывать и не застали, вместо нее взяли Лидию, ее бабушку. Элизабет поняла, что совершила ошибку, приехав в Нью-Йорк.
– Тебе нельзя возвращаться, – сказала ей Мария. – Это слишком опасно.
И все же было понятно, что девушка не бросит бабушку в беде. У Элизабет было чистое сердце, она была еще очень молода и верила, что имеет дело с разумными людьми, которые освободят бабушку, если она сдастся властям. Она провела в доме Марии всего одну ночь, а утром ушла. Перед сном Фэйт шепнула девушке, что оставит для нее кое-что полезное в задней части сада, и сдержала слово. Там, между аккуратных грядок розмарина и капусты, Элизабет нашла амулет, который повесила на шею, чтобы тот всегда был близко к сердцу. Внутри бархатного мешочка лежала измельченная вербена аптечная, используемая в темных актах магии, и узкая полоска черной веревки с завязанными узлами, чтобы трижды защитить ее. На черной бумаге красными чернилами была выведена надпись, которая исчезла сразу после прочтения:
«Счастливого пути. Не доверяй никому».
* * *
Джек Финни устроился на Мейден-лейн вполне уютно. Он собирался воспользоваться гостеприимством этого дома на несколько дней, но задержался на год, а потом еще на один, направив свою энергию на мелкую работу по хозяйству: починил крышу сарая, устроил себе комнатку внутри конюшни, заменил деревянные подоконники, чтобы в плохую погоду в окна не задувал ветер, поставил новую калитку для сада. Джек столько лет путешествовал, что, просыпаясь утром, не помнил, где находится.
Мария выдала ему за помощь денежное вознаграждение, и, хотя он вовсе не разбогател, но уже и не был беден. Джек поплевал на каждую потемневшую монету из кучи, которую получил, и носовым платком протер их до блеска, благодарный за эти сокровища, а еще более – за пристанище в Манхэттене. Бруклином он был сыт по горло. Когда он вспоминал округ Кингс, в его воображении всегда возникала женщина в сером платье, преследующая их с Фэйт. Этот образ заставлял его содрогаться от страха. В прошлом он, желая избавиться от дурных воспоминаний, переезжал на другое место, надеясь, что смена ландшафта поможет ему возродиться к новой жизни. Но на Мейден-лейн он чувствовал себя как дома и даже завел торговое место на Флай-маркет, где продавал свои изделия. Джек не раз видел, как Фэйт шныряет у прилавков с сомнительными товарами – ядами, опасными для здоровья травами, книгами, спрятанными под черными обложками.
Однажды днем Фэйт присела на траву рядом с Финни, полировавшим свои монеты, – это занятие вошло у него в привычку, подсчет денег стал для него приятным времяпрепровождением. Усмехнувшись, Джек бросил ей монетку; как только Фэйт поймала ее, серебро почернело.
– Никогда не делай этого на людях, – посоветовал Финни.
