Некоторые весьма подозрительные обстоятельства, связанные с Марией, Джон никогда прежде не замечал: черную отметину на внутреннем сгибе локтя, блестевшие в темноте серебристо-серые глаза, черные, как вороньи перья, волосы, руку на перевязи, черные листья у ее ног, опавшие не по сезону.
– А теперь еще убил моего друга, – продолжала Мария.
– Но ведь это всего лишь ворона.
– Если бы вы, сэр, обладали некоторыми ее качествами, то были бы гораздо лучше, чем есть.
Вместо ответа Хаторн сунул руку в карман и вытащил кошелек. Собирается расплатиться горсткой серебра за ее разбитое сердце? Говорила же ей Ханна: «Каждая женщина бывает дурой, хотя бы раз в жизни».
– За мои услуги? – спросила она тоном, которого он раньше не слышал. Она не слабая девчонка, которой можно понукать, хотя он и сделал все возможное, чтобы выйти сухим из воды. У нее есть характер.
– Мой корабль отходит завтра, – сказал Джон. – На эти деньги ты сможешь содержать себя. Я подарил тебе сапфир и бриллианты, а теперь серебро. Этого вполне достаточно. – Он несколько сбавил тон. – Полагаю, ты будешь вести себя разумно. Мы теперь не на Кюрасао, мисс.
Мария кивнула на Фэйт, спавшую у нее на руках.
– Однако вот свидетельство о том времени.
Руфь стояла у окна с мутным стеклом, почти силой заставляя себя наблюдать за происходящим не через зеркало, а своими глазами. Она никогда не осмеливалась выйти из дома и покинуть пределы участка без разрешения мужа, ходила только на рынок и в церковь. Позже, когда Джон наконец ляжет спать, Руфь ничего не спросит у него о Марии. Она прикусит язычок и будет молчать, но теперь, глядя из окна, она на миг вообразила себя свободной, как птица, как корабль, как женщина с непокрытыми волосами, идущая по улице.
– Теперь я знаю, кто ты есть на самом деле, – сказала Мария.
– И кто же?
– Лжец, сэр.
Того, кто врет, всегда легко распознать: он говорит, не глядя вам в глаза, а на ногтях рук у него белые пятна – по одному на каждую сказанную ложь. Однако никому не нравится, когда его так называют. Хаторн взял Марию за руку, но она вырвалась. Она не собиралась делать то, что он ей велел, как та, что носила белый чепец и стояла у окна, боясь покинуть собственный двор.
Мария вывалила наружу содержимое кошелька – десять серебряных монеток. Годовая оплата за услуги прачки или служанки. Она дотронулась до монет, и те тут же почернели. Мария увидела ужас в глазах Джона, наблюдавшего за этим колдовством.
– Лучше бы ты не возвращалась ко мне, – сказал Джон.
– Неверно сказано, – ответила Мария. – Лучше было бы тебе держаться от меня подальше.
* * *
В ту же ночь Мария вытащила черное зеркало и внимательно в него всмотрелась: наконец-то она смогла все ясно увидеть и обнаружила, что на ней нет сапфирового ожерелья. Мария вспомнила, как Самуэль Диас усомнился в подлинности драгоценного камня. Она пошла к озеру, сняла ожерелье и повесила на выступ серой скалы. Затем взяла гримуар и ударила по ожерелью корешком книги, разбив камень на тысячу мелких осколков. Так обычно бьется стекло: подарок оказался не более чем пустышкой, столь же фальшивой, сколь и человек, вручивший его. Одна ложь всегда влечет за собой другую. Мария разрезала край своей юбки, высыпала бриллианты и стала топтать их башмаками. И они разбились, превратившись в блестящие крупицы пыли, дрянные фальшивки, безделушки, предназначенные, чтобы купить ее любовь.
Когда ты вглядываешься в свое будущее, видишь только то, что хочешь увидеть, и даже самые мудрые женщины могут ошибиться, особенно если дело касается любви.
Ей попался без всякого преувеличения никудышный мужчина.
* * *
Прикажи ведьме уйти – она встанет как вкопанная и останется на месте. Ведьма не будет делать то, что ей велели, а поднесет нож к руке и позволит крови сочиться на землю, заявляя о своих правах на нее, а также о правах своей дочери и всех последующих дочерей. Так она высказывает свои претензии на будущее, говорит о праве женщины делать то, что она хочет.
Вернувшись в хижину, Мария вытащила свою книгу: то, что в ней было написано, открывало перед нею мир. Перелистывая гримуар, она думала о женщине, которая подобрала ее в зимний день на Любимом поле, дала фамилию Оуэнс и без утайки поделилась своими познаниями в Непостижимом искусстве. «Владей собственной жизнью, – говорила ей Ханна. – Никогда не завись от других. Защищай близких».
Придя к зданию городского суда, Мария понимала, что женщина в ее положении не должна привлекать к себе внимание. Во всяком случае не сейчас. На ней был белый чепец, собственноручно сшитый из подкладки лифа синего платья. Она приладила белые манжеты к серой рубашке, чтобы выглядеть более респектабельно. Волосы заколола так, чтобы не было заметно: они недостаточно длинны и отстрижены на уровне подбородка, словно у мальчика – в косу их было не заплести. Юридический документ мало что значил: ведь законы пишут, чтобы обслуживать их создателей, они редко учитывают права женщин; и все же отобрать землю у законного владельца не так легко. Представ перед мировым судьей, Мария говорила тихо и держала глаза опущенными долу. Тщательно выбирайте слова, разговаривая с такими людьми: они способны усмотреть вину в простодушии, отыскать зло в самых естественных поступках. Судье понравилась ее манера речи, и он разрешил Марии приобрести участок земли, на котором стояла хижина, поскольку угодья считались бесполезными. Мария вложила в эту сделку серебряные монеты Хаторна – в отличие от драгоценных камней, они оказались подлинными. Марии доставило удовольствие, что человек, желавший ее отъезда, дал ей возможность приобрести землю. В тот же день ее права собственности были вписаны в книгу регистрации и засвидетельствованы инициалами клерка. Замужние не могли иметь собственности, а одинокой женщине это не возбранялось.
Так Мария Оуэнс сделала то, что хотела.
1685
II.
К пяти годам Фэйт превратилась в очаровательную благонравную девочку с богатыми задатками. Она уже успела узнать, что в этом мире люди готовы тебя осудить за что угодно, поэтому свои мысли, поступки и свойства следует держать при себе. Мать предупредила: они не такие, как все, и это может принести им горе – люди стремятся уничтожить то, что им непонятно. Когда девочка спрашивала, кто ее отец (ведь должен же он быть!), Мария отвечала, что некоторых вещей лучше не знать и, кто бы он ни был, у него замечательное дитя.
Фэйт поняла: их мир полон тайн. Она никому не говорила, что способна зажечь огонь, лишь представив в воображении красное пламя, что может спрыгнуть с крыши и мягко приземлиться на колени. Фэйт умела созывать птиц и рыб и вскоре обнаружила, что некоторые ходившие по городку слухи имеют под собой почву: в Пиявочном озере действительно водится змей, вернее, огромный угорь с серой чешуей, которого она быстро научила есть кусочки хлеба из ее рук. Фэйт никому не рассказала об этом существе: она уже видела, как люди обходятся с созданиями, которых считают чудовищами. Прошлой зимой девочка подсмотрела, как два охотника, вытащив из логова волчицу, убили ее вместе с детенышем и бросили в снег. Волки в этой колонии были объявлены вне закона: их истребляли одного за другим, как прежде коренных жителей Америки. Один из первых законов, принятых пуританами еще в 1630 году, устанавливал поощрительную премию за отстрел волков, включая индейских собак, которые выглядели как смесь волка с лисицей. Больше всего ценился мех черного волка, а у бедной волчицы шкура была именно этого цвета. Фэйт пряталась за кустом ежевики, зажав рукой рот, чтобы не было слышно ее рыданий. Зрелище убийства волков было ужасно, оно перевернуло ее душу. Фэйт остро ощутила свое отличие от других: человеческая часть ее сущности устыдилась за род людской.
