Забастовка.
Ведущий поднял руку, успокаивая зашумевший зал.
– Вот почему мы сегодня собрались здесь. Администрация штата Калифорния разделяет ваши опасения. Урожай – а значит, и ваши доходы – не пострадает, мы этого не позволим. Штат знает, как важен урожай для нашей экономики. Однако мы также знаем, как важно справиться с болезнями в лагерях ради безопасности наших детей. Нам нужно построить школу только для мигрантов и больницу только для мигрантов. Пусть держатся отдельно.
– Проклятые коммуняки на прошлой неделе мутили народ в моем хозяйстве. Забастовщиков необходимо извести на корню.
Какой-то человек шел по проходу с такой непринужденной уверенностью, словно кинотеатр принадлежал ему. И его совершенно не смущал запыленный, видавший виды костюм. Лореда выпрямилась.
Джек.
– Эти люди – американцы! – сказал Джек. – Вы совсем стыд потеряли? По-вашему, пусть гнут на вас спину, когда хлопок созреет, а как только соберут все до последней коробочки, вы их попросту вышвырнете, будто они мусор. И вы всегда так поступали с теми, кто собирает для вас урожай. Деньги, деньги, деньги. Вот единственное, что вас волнует.
В зале поднялся крик. Люди вскакивали, орали, потрясали кулаками.
– Мужчина не может прокормить семью, получая один цент с каждого собранного фунта хлопка. Вы это прекрасно знаете, и вы их боитесь. И правильно делаете. Если собаку долго пинать, она начнет кусаться.
По проходу уже спешили двое полицейских. Ухватив Джека за локти, они потащили его от сцены к выходу.
Лореда выбежала вслед за ними и сощурилась от слепящего солнца. На тротуаре она заметила стопку листовок, ветерок уже подхватывал листки и нес их по улице.
Рабочие! Объединяйтесь ради перемен!
Джек лежал на земле, раскинув руки и ноги. Шляпа валялась рядом.
– Джек! – закричала Лореда. Она кинулась к нему, упала на колени.
– Лореда.
Джек с кряхтеньем приподнялся, нахлобучил шляпу и улыбнулся Лореде.
– Моя маленькая ученица-коммунистка. Как поживаешь, черт возьми?
Как он может улыбаться, когда у него весь висок в крови?!
Завыла полицейская сирена.
– Пойдем. – Джек встал, взял девочку за руку. – На этой неделе я провел в тюрьме достаточно времени.
Он сгреб листовки, сунул в карман и повел Лореду через улицу – в закусочную.
Джек сел за стойку, Лореда забралась на табурет рядом с ним. Промокнула кровь на виске Джека салфеткой.
– Ну что, я теперь выгляжу как разбойник?
– Не смешно, – сказала Лореда.
– Да. Не смешно.
– Из-за чего все это?
Джек заказал у бармена для Лореды шоколадный молочный коктейль.
– Цены на хлопок падают. Это плохо для промышленности и плохо для рабочих. Хозяева волнуются.
Лореда так быстро всосала сладкий коктейль, что у нее зашумело в голове.
– И поэтому созвали собрание, поэтому накинулись на вас?
– Накинулись они на меня, потому что не желают ставить вас вровень с собой. Боятся, что вы объединитесь в профсоюзы, потребуете справедливой оплаты. Так называемая блокада против бродяг закончилась, границы штата снова открыты, и мигранты стекаются со всех сторон.
– Они не хотят платить нам столько, сколько просто нужно для жизни.
– Вот именно.
– А как их заставить платить?
– Только бороться.
Джек помолчал, глядя на Лореду, а затем с деланым равнодушием спросил:
– Детка, а как там твоя мама?
После десяти часов работы под палящим солнцем Элса слезла с грузовика. Она так и не сняла рабочие перчатки, в руках она держала чек. Много по нему не получишь, но хоть что-то. Магазин компании брал с жителей лагеря десять процентов за выплату наличных, но больше обналичить чек было негде, и если рабочие хотели получить наличные, вместо того чтобы перевести деньги на кредитный счет, приходилось платить проценты. И как бы мало им ни платили, они получали еще на десять процентов меньше. Элса совсем вымоталась, руки и плечи ломило. Она вошла в магазин, где мелодичное звяканье колокольчика теперь лишь действовало на нервы. Оно напоминало о растущем долге и мучительной правде: выхода нет.
За прилавком стоял незнакомый продавец.
– Дом десять, – сказала Элса.
Новый продавец открыл журнал, посмотрел на квиток и записал сумму, которую она заработала. Подойдя к стеллажу, Элса взяла две банки концентрированного молока. Ей очень не хотелось платить за него по завышенной цене, но Энту и Лореде нужно молоко, чтобы кости были крепкими.
– Запишите на мой счет, – сказала Элса и, не оглядываясь, вышла.
Она заняла очередь в женский туалет. Обычно Элса заводила разговор с соседками, но после десяти часов неустанного труда у нее не было на это сил.
Наконец она вошла в темный вонючий туалет.
Потом Элса вымыла руки у уличной колонки и направилась к себе. Какое-то время за ней шел бригадир, но затем отстал, остановившись послушать беседу двух мужчин. Все чаще хозяева направляли шпионов выяснить, какие ведутся разговоры после работы в поле.
У двери Элса остановилась, помедлила, собираясь с духом, и, открыв дверь, с усилием улыбнулась:
– Привет, путеше…
Она не договорила.
На ее кровати сидел Джек и, подавшись вперед, что-то рассказывал Энту, который устроился по-турецки на бетонном полу и выглядел совершенно зачарованным.
– Ма! – воскликнул сын, вскакивая. – Джек рассказывает нам про Голливуд. Он знаком с кучей звезд. Правда, Джек?
Элса увидела горку листовок на стуле рядом с кроватью. Рабочие, объединяйтесь ради перемен!
Джек встал:
– Сегодня я встретил Лореду в городе. Она пригласила меня к вам.
Элса посмотрела на Лореду, которой хватило совести покраснеть.
– Ты была в городе. В учебный день. Как интересно. И она пригласила вас – коммуниста – к нам домой, с вашими листовками. Весьма разумно с ее стороны.
– Я прогуляла школу, пошла в библиотеку, – принялась объяснять Лореда, пока Элса убирала молоко. – Мисс Шарп устроила урок макияжа, мама. Я что хочу сказать… у нас нет денег на книги, мы живем впроголодь, так к чему мне умение мазать глаза тушью?
– Лореда говорит, что в последнее время вы пропадаете целыми днями в поле, – сказал Джек. – В полдень была адская жара.
– И до сих пор жара. А мне повезло, что у меня есть работа, – отрезала Элса.
Джек шагнул к ней почти вплотную, и она прошептала:
– Ваше присутствие для нас опасно.
