– Кто-нибудь еще желает в тюрьму?
Элса повернулась к стоящему рядом человеку:
– Как они могут просто так взять и перестать выдавать продукты? Им что, плевать на нас?
Мужчина посмотрел на нее с удивлением:
– Вы шутите?
Из Центра социальной помощи Элса пошла к лагерю на Саттер-роуд.
За месяц, прошедший с наводнения, на поле поселилось даже больше людей, чем прежде. Старожилы поставили палатки, припарковали машины и построили лачуги на участках повыше. Вновь прибывшие расположились возле канавы. Землю укрывал ковер из молодой травы и старых вещей. Кусок трубы, рваная книга, сломанный фонарь. Почти все ценные вещи уже прибрали, или же их унесла вода.
Элса отыскала грузовик Дьюи. Теперь над ним громоздился навес из деревянных обломков, промасленной бумаги и жести.
Джин сидела на стуле у капота. Рядом с ней Мэри и Люси, устроившись по-турецки, во что-то играли, тыкая палками в землю.
– Элса! – Джин хотела подняться.
– Не вставай, – сказала Элса, увидев, до чего подруга бледная и худая.
Она перевернула ведро и села рядом с Джин.
– Не могу предложить тебе кофе, – сказала Джин. – Я пью горячую воду.
– И я бы чашечку выпила, – ответила Элса.
Джин протянула Элсе кипяток.
– Федералы отменили продуктовую помощь. Люди в городе бунтуют.
Джин закашлялась.
– Я слышала. Не знаю, как мы доживем до хлопка.
– Мы справимся.
Элса медленно раскрыла ладонь, посмотрела на тринадцать долларов и пятьдесят центов. На эти деньги ей нужно кормить семью до следующего месяца. Она протянула две долларовых купюры Джин.
– Не могу я их принять, – сказала Джин. – Только не деньги.
– Конечно же, можешь.
Они обе знали, что на двадцать семь долларов, которые Дьюи получали от штата, прокормить шесть человек невозможно. И Элса могла брать товары в кредит. А Дьюи – нет.
Джин взяла купюры и попыталась улыбнуться.
– Что же, буду копить на нашу бутылку джина.
– Ага. Скоро напьемся и станем дебоширить. Как плохие девочки. – Элса даже улыбнулась этой мысли. – Я только один раз повела себя как плохая девочка, и знаешь, что я за это получила?
– Что?
– Плохого мужа и прекрасную новую семью. Так что да здравствует плохое поведение.
– Обещаешь?
– Ага. Скоро, Джин.
Вернувшись на «Фермы Уэлти», Элса прямиком направилась в магазин компании.
По пути домой она считала, снова и снова. Если каждый месяц отдавать половину пособия в счет уплаты долга, будет непросто, но шанс у них есть.
В магазине она взяла хлеб, вареную колбасу, банку вяленого мяса, несколько хот-догов и мешок картошки. Банку арахисового масла, кусок мыла, несколько банок молока и немного сала. Ей очень хотелось взять еще дюжину яиц и батончик «Хершиз». Но так-то людей и губит кредит.
Она положила товары на прилавок.
Харальд улыбнулся, пробивая покупки.
– Вам сегодня пособие выдали, да, миссис Мартинелли? Я понял по вашей улыбке.
– Вот уж точно подсобили.
Касса позвякивала.
– С вас два доллара тридцать девять центов.
– Что-то очень дорого, – заметила Элса.
– Ага, – сказал продавец, с состраданием посмотрев на нее.
Она достала из кармана наличные, начала пересчитывать.
– О, мы наличные не берем, извините. Только в кредит.
– Но у меня наконец есть деньги. Я хотела и в счет долга внести.
– Так не получится. Только в кредит. Я даже могу дать вам немного наличных… в кредит. С процентами. На бензин и все такое.
– Но… как же мне выбраться из долгов?
– Собирайте хлопок.
До нее вдруг дошло, как тут все устроено. И почему она раньше не поняла? Уэлти хотел, чтобы она была у него в долгу, хотел, чтобы она тратила пособие и следующей зимой снова оказалась ни с чем. Конечно, тебе дадут наличные в кредит – наверняка под непомерные проценты, – потому что бедняки согласны работать за гроши. Единственный выход – покупать продукты в городе, где цены ниже, чтобы долг в магазине компании не рос, но особого толку от этого не будет. На тринадцать долларов в месяц так и так не проживешь. Она взяла с прилавка и вернула в корзину банку вяленой говядины.
– Этого я себе не могу позволить.
Он пересчитал общую сумму долга, записал ее.
– Мне очень жаль, мэм.
– Правда? А если я поеду на север собирать персики, мне придется заплатить за аренду вперед?
– О нет, мэм. Вам придется отказаться от домика и гарантированной работы по сбору хлопка.
– Мы не можем ездить на сбор урожая?
Элса во все глаза смотрела на продавца, у нее в голове не укладывалось, как он соглашается быть частью этой системы. Если они поедут собирать фрукты, то лишатся жилья, а значит, они вынуждены остаться здесь, без работы, сидеть ждать хлопка, жить на пособие и в кредит.
– Значит, мы рабы.
– Рабочие. И я бы сказал, вам повезло.
– Вы уверены?
– Вы видели, как люди живут на берегу канавы?
– Да, – ответила Элса. – Видела.
Она вышла на улицу.
Там жизнь текла своим чередом: женщины развешивали постирушку, мужчины собирали хворост на растопку, дети играли с каким-то мусором. С дюжину ссутулившихся женщин в мешковатых платьях стояли в очереди к двум женским туалетам. Сейчас в лагере обитало больше трехсот душ, на бетонных площадках поставили пятнадцать новых палаток.
Элса посмотрела на женщин, на самом деле посмотрела. Серые. Согбенные. Изможденные. Платки на немытых волосах. Выцветшие платья с заплатками. Штопаные-перештопаные чулки. Изношенные туфли.
И все же они улыбались, покрикивали на детей. Элса достаточно настоялась в таких очередях и знала, что эти женщины говорят о самом обычном: о детях, о здоровье, сплетничают о соседях.
Жизнь продолжалась – продолжалась даже в эти невыносимые времена.
Глава двадцать девятая
В мае долина окончательно просохла под лучами уже жаркого солнца, зацвела, зазеленела. Уэлти сдержал свое слово: обитатели лагеря «Ферм Уэлти» первыми получили вожделенную работу. Элса целыми днями трудилась под палящим солнцем. Почти все обитатели лагеря у канавы, в том числе Джеб с мальчиками, подались за работой на север. Джин с девочками остались в застрявшем грузовике, другого имущества у них не было.
