Нет.
Много она брать не будет. Только два доллара. Она имеет на них такое же право, как и мать. Видит бог, Лореда их заработала. Она осторожно пересчитала деньги, потом поискала клочок бумаги. Нашла скомканный обрывок газеты. Разгладив его как могла, написала карандашным огрызком записку и сунула ее под кофейник.
Подхватив чемоданчик, она шагнула к выходу из палатки, в последний раз оглянулась и вышла.
В грузовике так и лежали вещи, которые следовало оставить дома. Бейсбольная бита Энта прислонилась к каминным часам, и ни то ни другое им не нужно, но ни у Лореды, ни у мамы не хватало духу сказать Энту, что его бейсбольные дни закончились, не успев начаться. Бог знает, понадобятся ли им когда-нибудь каминные часы. Они бы иначе собрались в дорогу, если бы знали, что их ждет в Калифорнии. Или остались бы в Техасе.
Не нужно было уезжать.
Или уж тогда ехать подальше.
Это все мама виновата. Она решила остаться здесь, сказала: «Ничего не поделаешь». С тех пор все пошло не так.
С той первой роковой лжи: только одна ночь.
Что ж, таких ночей утекло немало, и с Лореды, черт возьми, хватит.
Элса и Джин стояли в темноте, опустив головы. Время шло, женщины молчали, любые слова были неуместны. На могиле не было надгробия с именем младенца, как не было надгробий на могилах других покойников, похороненных рядом с лагерем.
– Пора возвращаться, – наконец сказала Элса, поплотнее запахивая слишком просторное шерстяное пальто, подарок хозяина салона красоты. – Ты вся дрожишь.
– Я скоро, – сказала Джин.
Элса сжала руку подруги. Со вздохом, который, казалось, исходил из глубины ее усталых костей, она отнесла лопату в лагерь и бросила ее в кузов грузовика.
Она подумала о дочери. Следовало утешить Лореду у могилы. Хорошая же она мать, огрызается на тринадцатилетнюю девочку, которая вне себя от горя. Лореда видела слишком много потерь. Надо найти слова, которые сумеют ей хоть немного помочь.
Но вот прямо сейчас сил у Элсы не было. Смерть младенца опустошила ее. И не сможет она в эту минуту усмирить ярость дочери. Лучше пусть время сгладит остроту. Пусть хотя бы останется позади эта ночь. Утром взойдет солнце, и она поговорит с Лоредой, постарается ее утешить.
Ты трусливая.
– Нет, – сказала Элса вслух, чтобы укрепиться в принятом решении. Она не будет отворачиваться. Она прямо сейчас поговорит с Лоредой.
Она подняла полог палатки и вошла.
Одеяла сбились, но было ясно, что на матрасе один Энт.
Лореды в палатке не было.
Элса направилась к грузовику, постучала по кузову:
– Лореда? Ты здесь?
Забралась в кузов – только барахло, которое они взяли с собой, думая, что оно им пригодится. Фарфоровые тарелки, бейсбольная бита и перчатка Энта, каминные часы.
– Лореда?
Увидев, что и в кабине никого, Элса встревожилась всерьез.
– Он бросил тебя. Мне нужно сделать то же самое… выбраться отсюда, пока мы все здесь не сдохли.
– Ну так иди. Беги. Поступай, как он.
– Может, и пойду.
– Хорошо. Иди.
По спине Элсы пробежал холодок. Она бросилась обратно в палатку.
Чемодана Лореды нет. Нет ее свитера и синего шерстяного пальто, которое ей подарили в салоне красоты.
Из-под кофейника торчит записка. Элса взяла ее трясущейся рукой.
Мама,
Я больше не могу.
Прости.
Я люблю вас обоих.
Элса выскочила из палатки и бежала, пока не закололо в боку, пока не задохнулась.
Дорога уходила на север и на юг. В какую сторону пошла Лореда? Как догадаться?
Она сказала своей тринадцатилетней дочери, чтобы та уходила, и дочь убежала, поступила, как человек, который не хочет, чтобы его нашли. Отправилась в мир, где дороги наводнены бродягами, где в темноте таятся отчаявшиеся, злые на весь мир мужчины, которым нечего терять.
Лореда шла на юг, пока у нее не отвалилась резиновая подошва и не заболела спина. Вперед убегала лента пустой дороги, омытой лунным светом. Сколько еще до Лос-Анджелеса?
Она всегда мечтала, что найдет отца, что однажды просто столкнется с ним, но сейчас, стоя в одиночестве посреди пустоты, она вспомнила слова, сказанные однажды матерью.
Он не хочет, чтобы его нашли.
Сколько дорог здесь, в Калифорнии, сколько путей, сколько городов? Ну и что, что папа мечтал о Голливуде. Это не значит, что он туда добрался и осел там.
И сколько она прошла? Три мили? Четыре?
Лореда продолжала идти, полная решимости не поворачивать обратно. Она не вернется назад, не признает, что совершила ошибку. Жить так она больше не может. И точка.
Но Энт проснется и заплачет. И решит, что с ним что-то не так, раз его все бросают. Лореда знала, что так и произойдет, потому что именно это она чувствовала, когда ушел отец.
Она не хотела причинять брату боль.
Впереди показались фары. Грузовик остановился рядом с ней. Старая колымага с квадратной деревянной кабиной, которая застряла в черной раме ночи.
Водитель опустил стекло со стороны пассажирского сиденья. Мамин ровесник, лицо как у большинства мужчин сейчас – худое, с заострившимися чертами. Ему не мешало бы побриться.
– Что ты тут делаешь одна? Уже полночь.
– Ничего.
Он бросил взгляд на ее чемодан.
– Ты похожа на девочку, которая сбежала из дому.
– А вам какое дело?
– Где твои родители? Здесь опасно.
– Не ваше дело. И потом, мне уже шестнадцать. Могу идти куда захочу.
– Да, детка. А я Эррол Флинн
[38]. Куда направляешься?
– Подальше отсюда.
Он долго молчал, глядя на дорогу перед собой. Потом снова взглянул на Лореду и сказал:
– В Бейкерсфилде есть автобусная станция. Я еду на север. Могу тебя подвезти. Только по дороге мне нужно сделать остановку.
– Спасибо, мистер!
Лореда забросила свой чемодан в кузов и залезла в кабину.
Глава двадцать пятая
– Меня зовут Джек Вален, – сказал мужчина.
– Лореда Мартинелли.
Он тронулся с места, и они покатили на север. Подвеска у грузовика износилась. Протертое до дыр кожаное сиденье подпрыгивало на каждой колдобине.
