– Такое сейчас везде.
– Я поверить не могу, что люди так живут, – сказала Элса.
Джин отвернулась, и Элса тут же пожалела о своих словах.
– А где лучше-то? Нас называют «оки». И все равно, откуда мы. Никто не сдаст нам жилье, да и кому по карману аренда? Может, после сезона хлопка у тебя хватит денег уехать в другое место. Нам с четырьмя детьми не хватило.
– Может, в Лос-Анджелесе…
– Мы это все время говорим, но кто знает, как будет там? По крайней мере, здесь на сборе фруктов можно поработать. – Джин помолчала немного и продолжила: – Ты можешь себе позволить зря жечь бензин, искать место получше?
Нет.
Элса не могла больше слушать Джин.
– Пойду-ка и я искать работу. Ты присмотришь за моими детьми?
– Конечно. И не забудь встать на учет. Вечером познакомлю тебя с другими женщинами. Удачи тебе, Элса.
– Спасибо.
Расставшись с Джин, Элса принесла из канавы два ведра вонючей воды, вскипятила и процедила через тряпочку.
Как могла, вымыла голову и тело до талии в полутемной палатке, надела относительно чистое хлопковое платье. Заплела мокрые волосы в косу, повязала платок.
Больше ничего не сделаешь. Чулки сползают, но хотя бы стираные, а дырявым башмакам ничто не поможет. Хорошо, что зеркала нет. Вернее, есть где-то в коробке в грузовике, но что толку сейчас копаться в вещах.
Она оставила в палатке стакан чистой воды для детей. Они все еще спали.
Элса написала Лореде записку: «Ищу работу/никуда не уходите/в стакане питьевая вода» – и пошла к грузовику.
Она выехала на основную дорогу.
Перед каждой фермой стояла очередь: люди ждали работу. Другие шли гуськом по дороге, тоже искали работу. Тракторы разрывали почву на коричневых полях, попадались и лошади, впряженные в плуг.
Примерно через полчаса Элса увидела на заборе объявление: «Требуется служанка».
Она съехала на длинную грунтовую дорогу, вдоль которой росли деревья, усыпанные белыми цветами, и остановилась. Какие-то низкие зеленые растения покрывали сотни акров по обе стороны дороги. Наверное, картофель.
Впереди виднелся большой дом с застекленной верандой. Перед крыльцом красивый садик с цветами.
Из дома вышел мужчина, за ним захлопнулась дверь. Он раскурил трубку. Мужчина был хорошо одет: фланелевые брюки, накрахмаленная белая рубашка и шляпа-федора, которая, должно быть, стоила целое состояние. Аккуратная прическа, ровно подстриженные бакенбарды и тоненькие усики.
Он подошел к грузовику со стороны водителя.
– Надо же, грузовик. Ты, наверное, новенькая.
– Вчера приехала из Техаса.
Он оценивающе посмотрел на Элсу, наклонил голову.
– Иди туда. Хозяйке нужна помощь по дому.
– Спасибо!
Элса поспешила выйти из грузовика, пока мужчина не передумал. Работа!
Она торопливо вошла в калитку, и запах роз окутал ее ароматом, напоминающим о детстве. Она поднялась на крыльцо и постучала.
Послышался стук высоких каблуков по паркету.
Дверь открыла низенькая полная женщина в модном шелковом платье с разрезом, с пышным бантом на шее. Прямой пробор, ухоженные платиновые кудри до подбородка.
Женщина взглянула на Элсу и сделала шаг назад. Она втянула воздух, прижала к носу кружевной платочек.
– Мигрантов нанимает наш управляющий.
– Ваш… мужчина в шляпе сказал, что вам нужна помощь по дому.
– Вот как.
Элса остро чувствовала, какой у нее потрепанный вид. Все ее усилия показаться перед работодателем в приличном виде для этой женщины ничего не значили.
– Иди за мной.
Внутри дом выглядел роскошно: хрустальные люстры, окна с переплетом, через которые зеленые поля виделись как калейдоскоп цветов. Толстые восточные ковры, резные столики красного дерева.
В комнату вошла девочка с кудряшками, как у маленькой актрисы Ширли Темпл. На ней было розовое платье в горошек и черные лакированные туфельки.
– Мама, что нужно этой грязной тете?
– Не подходи к ней близко, дорогая. Они все заразные.
Глаза девочки испуганно округлились. Она попятилась.
Элса не верила своим ушам.
– Мэм…
– Не говори со мной, если я тебя не спрашиваю, – сказала женщина. – Можешь натереть полы. Но смотри не филонь, и я проверю твои карманы перед уходом. И не трогай ничего, кроме воды, ведра и щетки.
Глава двадцатая
Лореду разбудил отвратительный запах. Каждый вдох напоминал, что она провела ночь там, где ей меньше всего на свете хотелось оказаться.
Лореда долго лежала, зная, что при свете дня она увидит то, чего ей видеть вовсе не хочется, но аромат кофе все-таки заставил ее подняться. Она перелезла через Энта, который заворчал во сне, и натянула дырявый свитер поверх платья.
Сунула ноги в башмаки и откинула полог палатки. Лореда думала, что мама сидит на перевернутом ведре у костра и попивает кофе, но не увидела ни мамы, ни грузовика. Она нашла только стакан воды и мамину записку.
Вдоль дороги за плоским коричневым полем теснились палатки и автомобили. На самом поле – площадью акров пятьдесят – стояли сотни палаток и десятки грузовиков, где тоже жили люди. Лачуги, сколоченные из металлолома и старых досок. Женщины ходили по лагерю, собирая оборванных детей, лаяли облезлые собаки, требуя еды и внимания. Натянутые бельевые веревки и груды всякого мусора возле палаток свидетельствовали, что люди живут здесь не первый месяц. Никто не хотел бы жить вот так, но ничего не поделаешь. Вот она, Великая депрессия.
Впервые Лореда поняла, что означают эти слова. Дело не только в том, что банкиры-жулики сбегают с деньгами вкладчиков, кинотеатры закрываются, а люди стоят в очереди за бесплатным супом.
Тяжелые времена означают нищету. Работы нет. И деваться некуда.
Из ближайшей палатки показалась Джин, помахала Лореде.
Лореда поспешила к ней, неожиданно обрадовавшись, что тут есть знакомый взрослый.
– Привет, миссис Дьюи.
– Твоя мама около часа назад отправилась искать работу.
– Мама никогда по-настоящему не работала.
Джин улыбнулась:
– Только подросток такое скажет. Но это неважно. Опыт, я имею в виду. Тут в основном работа в поле. Нас не берут в закусочные, магазины и подобные места. Такую работу они оставляют себе.
– Но так нельзя.
Джин пожала плечами, будто говоря: а кого это волнует?
