Он весь горел. Она потрогала его горячий лоб.
– Я здесь, Энт. Мы все здесь.
Лореда села на край койки.
– Мы с тобой в шашки сыграем. Я тебе поддамся.
Энт зашелся в судорожном кашле.
Вскоре Роуз вернулась с доктором. Она вцепилась в его рукав мертвой хваткой. Конечно же, Роуз отловила бедного доктора и притащила к внуку, в ней еще оставался боевой задор. Элса не понимала, как ей это удается.
Доктор наклонился к Энту, померил температуру. Закончив с осмотром, он вздохнул:
– Ваш мальчик серьезно болен, как вы, конечно, и сами знаете. Высокая температура, силикоз в тяжелой форме. Пыльная пневмония. В пыли прерий полно кремния. Он накапливается в легких и разрывает альвеолярные мешочки.
– И что это значит?
– Человек вдыхает пыль, глотает ее. Наполняется ею. По-другому не скажешь. Но вы правильно сделали, что привезли его сюда. Это лучшее место в городе в пыльную бурю. Обещаю, здесь за ним будет хороший уход.
Доктор посмотрел на койки с хрипящими, кашляющими, обессиленными пациентами и добавил:
– Постарайтесь не волноваться.
– Он умирает? – тихо спросила Элса.
– Пока нет. – Доктор легонько сжал ее плечо. – Ступайте домой, я ему помогу.
Элса так и стояла на коленях у кровати. Она уткнулась лицом в горячую шею сына, прошептала:
– Я здесь, малыш. Я тебя люблю.
Роуз осторожно подняла невестку. Элса изо всех сил старалась не закричать, не потерять над собой контроль. У нее хватило мужества посмотреть в грустные глаза свекрови.
– У нас есть масло, – сказала Роуз сдавленным голосом. – Испечем немного печенья, принесем ему завтра вместе с игрушками и одеждой.
– Я его не оставлю.
Вернулся доктор.
– Тут только дети и старики. Со всеми хотят сидеть родственники. Комнаты для посетителей нет. Идите домой. Поспите. Мы займемся лечением. Побудет здесь неделю. Может, две.
– Нам разрешат его навещать? – спросила Лореда.
– Конечно. И здесь есть другие дети, он сможет с ними играть, когда ему станет лучше.
– Что, если… – начала Элса.
Доктор ее оборвал:
– Этот вопрос все задают. Вот что я вам скажу: увозите мальчика из Техаса, если хотите его спасти. Туда, где он сможет дышать.
Роуз обняла Элсу, та не падала только благодаря поддержке свекрови.
– Пойдем, Элса. Приготовим нашему мальчику чего-нибудь вкусного. Завтра принесем ему гостинцы.
Элса стояла на краю мертвого пшеничного поля. Куда хватало глаз тянулись дюны окаменевшей от зноя коричневой грязи. Уже почти четыре часа, но солнце так и палит. Горячее и безжалостное. Ветряная мельница старалась изо всех сил – крутилась, поскрипывая.
Ей хотелось верить, что дожди вернутся, и семена прорастут, и эта земля снова расцветет, но теперь, когда Энт в лихорадке лежал на больничной койке, выкашливая пыль из легких, она больше не могла позволить себе надежды.
Пыль вызывает пневмонию.
Так говорят, но на самом деле виноваты лишения, и нищета, и человеческие ошибки.
Элса услышала чьи-то шелестящие шаги, при ходьбе теперь люди шуршали песком, будто шептали, боясь побеспокоить землю, которая предала, обратилась против них.
Рядом остановился Тони. Роуз подошла с другой стороны.
– Он здесь умирает, – сказала Элса.
Умирает.
Не только Энт умирал. Умирала земля, животные, растения. Все.
Жгучее солнце обратило все в пыль, и ветер унес эту пыль. Миллионы тонн верхнего слоя почвы.
– Нам нужно уезжать из Техаса, – сказала Элса.
– Да, – ответила Роуз.
– Мы можем продать коров правительству. Хоть какая-то помощь, – сказал Тони. – За двух коров нам дадут тридцать два доллара.
Элса глубоко, мучительно вздохнула, глядя на вымершую землю. Ей страшно было отправляться в неизвестность без работы и почти без денег. Всем было страшно. Никому не хотелось уезжать. Здесь их дом.
Над головой протяжно скрипела мельница, медленно вращались лопасти.
Они вместе пошли к дому, взметая ногами пыль.
Глава шестнадцатая
– Думаю завтра взять Лореду с собой на охоту, – сказал дедушка за ужином.
– Хорошая мысль, – одобрила бабушка, подбирая хлебом капельку драгоценного оливкового масла. – Компас в моем комоде. В верхнем ящике.
– Мы могли бы убраться в амбаре, – сказала мама. – Старая охотничья палатка Рафа где-то там. И дровяная печь из землянки.
Лореда больше не могла этого терпеть. Взрослые болтали о какой-то чепухе. Они как будто забыли, что Энт лежит в этой ужасной больнице совсем один. Или они думают, она слишком маленькая, чтобы слышать правду? Ее тошнило от этого дурацкого разговора. Больше им делать нечего, только убираться в чертовом амбаре.
Она так резко вскочила, что ножки стула скрежетнули по вытертому линолеуму. Она оттолкнула стул, и он упал.
– Энт умирает, да?
Мама посмотрела на нее.
– Нет, Лореда. Энт не умирает.
– Ты врешь. И посуду я мыть не буду.
Лореда выбежала из дома, хлопнув дверью.
В загоне нет лошадей, в свинарнике нет свиней. Все, что у них осталось, – несколько костлявых куриц, которые от жары и голода даже не закудахтали при ее появлении, и две коровы, едва стоящие на ногах. Скоро коров продадут, правительство их заберет. Тогда и коровник опустеет.
Она взобралась на площадку на ветряной мельнице и уселась под бескрайним, усыпанным звездами небом Великих равнин. Здесь ей казалось – по крайней мере, раньше, – что и она небесное создание. Здесь она воображала себя балериной, оперной певицей, киноактрисой.
Отец поддерживал эти мечты, пока не ушел за собственной фантазией.
Лореда подтянула к груди колени, обхватила лодыжки руками. Ладно, ферма умирает, а взрослые ей врут. Ладно, отец бросил их – ее, – но это…
Энт. Ее братик. Он сворачивался клубочком и сосал большой палец, он бегал, как жеребенок, раскидывая в стороны руки и ноги, по вечерам он просил ее рассказывать сказки и слушал их, почти не дыша.
– Энт, – прошептала она, понимая, что молится. Впервые за долгие годы.
Мельница затряслась. Элса посмотрела вниз: это мать карабкалась по ступеням к ней.
Мама села рядом, свесив ноги.
– Я уже большая, мама. Ты можешь сказать мне правду.
Мама глубоко вдохнула и выдохнула.
– Мы говорили о папиной палатке, потому что… мы уедем из Техаса, как только Энту станет лучше. В Калифорнию.
