– Ладно.
Лореда поднялась на веранду, села на качели.
Элса села рядом.
– Я тут думала… – начала Лореда.
– О нет, – тихонько сказала Элса.
– Я ужасно вела себя с тех пор, как папа… ну, сбежал от нас.
Это признание поразило Элсу. Она только и смогла ответить:
– Я знаю, как тебе больно.
– Он не вернется, да?
Элсе так хотелось прикоснуться к волосам дочери, убрать их со лба тем ласковым жестом, который был возможен несколько лет назад, когда тело Лореды казалось продолжением ее собственного, когда Элса думала, что храброе сердце дочери, конечно же, укрепит ее собственное слабое сердце.
– Наверное, не вернется. Нет.
– Это я подтолкнула его к этой мысли.
– Что ты, милая. Не бери на себя ответственность за его поступки. Он взрослый человек. Он поступил так, как ему захотелось.
Лореда долго молчала, а потом сказала:
– Тот человек из правительства сказал, что мы погубили землю.
– Это он так думает.
– Трудно такому поверить.
– Да.
– Мне нужно найти работу, – сказала Лореда. – Зарабатывать деньги… чтобы помочь вам.
– Я горжусь тобой, Лореда, но сейчас полстраны безработные. Работы нет. Тем, кто на фермах, еще повезло. У нас еще есть еда.
– Нам не повезло, – сказала Лореда.
– Весной, когда пойдет дождь…
– Нам нужно уехать.
– Лореда, дорогая, я бы на все пошла ради тебя…
– Но не на это. – Лореда резко встала. – Ты бы не уехала. Ты говоришь мне «нет», как сказала «нет» папе.
Элса тяжело вздохнула и тоже поднялась.
– Я скажу тебе то, что мне не хватило смелости сказать твоему отцу. Я люблю эту землю. Я люблю эту семью. Это мой дом. Я хочу, чтобы ты выросла здесь, зная, что это твое место, твое будущее.
– Но эта земля умирает, мама. И мы тоже погибнем, если останемся здесь.
– Откуда ты знаешь, что в Калифорнии лучше? И не рассказывай мне сказки о земле молока и меда. Ты сама на днях хронику видела. Полстраны без работы. Благотворительные столовые не справляются с нуждающимися. По крайней мере, здесь у нас есть хоть какая-то еда, и вода, и крыша над головой. Вряд ли меня, мать-одиночку, возьмут работать на железную дорогу. И бабушка с дедушкой…
– Они никогда не уедут, – сказала Лореда.
Элса сняла рубашку Рафа с шеи и сказала:
– Возьми эту рубашку. Она старая и потрепанная, но сделана с любовью.
Лореда осторожно взяла рубашку отца, будто та была сшита из мечты, и обернула ее вокруг шеи.
– Я чувствую запах его помады для волос.
– Да.
В глазах Лореды заблестели слезы.
– Мне очень жаль, Лореда, – сказала Элса.
Лореда тяжело вздохнула, коснулась ткани на шее, точно она обладала магической силой, и сказала:
– Мы пожалеем еще сильнее. Вот увидишь.
Но вот длинная зима закончилась.
На первой неделе марта солнце, яркий, сияющий друг, подняло Мартинелли настроение и снова вселило в них надежду. Один безоблачный день следовал за другим.
Элса стояла у кухонного стола и готовила сливочную рикотту. «Только бы дождик пошел», – думала она и готова была поверить, что это возможно. Спасение. Она представила другой вид из окна: высокую пшеницу, золотое поле, простирающееся до горизонта под бесконечным голубым небом.
На кухню вошла Роуз, на ходу заплетая волосы.
– Рикотта? Какая вкуснятина.
– Не каждый день девочке исполняется тринадцать. Повод расщедриться. Чувствую, скоро пойдет дождь.
Роуз кивнула, закалывая косу на затылке.
Элса принесла в гостиную кофейник и чашки и разлила насыщенный, горячий напиток в крапчатые чашечки.
– Элс, нам тебя Бог послал, – сказал Тони, глотнув.
Элса улыбнулась:
– Это же просто кофе.
Тони заиграл на скрипке.
Энт подпрыгнул:
– Потанцуй со мной, Лоло.
Лореда закатила глаза – сама раздражительность, – но тут же вскочила и принялась выплясывать безумный чарльстон, совершенно не соответствующий музыке.
Все засмеялись.
Элса и вспомнить не могла, когда в этом доме в последний раз раздавался детский смех. Дар божий, как и хорошая погода.
Теперь дела пойдут на лад, она чувствовала это. Новый год. Новая весна.
Будет светить солнце – но не слишком сильно, – будет идти дождь – столько, сколько надо, – и эти нежные зеленые ростки пойдут в рост. Золотые колосья пшеницы поднимутся, потянутся к солнцу.
– Потанцуй со мной, – сказала Роуз смеющейся Элсе.
– Я уже… тысячу лет не танцевала.
– Как и все мы.
Левой рукой обняв Элсу за талию, Роуз взяла ее за правую руку и притянула к себе.
– Долгая зима была, – сказала она.
– Не такая долгая, как лето.
Роуз улыбнулась:
– Sì, тут ты права.
Энт и Лореда кружились, прыгали и хохотали.
Элса удивилась, как свободно она танцует со свекровью. Неужели это она так ловко передвигает ногами? В объятиях Рафа она всегда чувствовала себя такой неуклюжей. Теперь же двигалась с легкостью, бедра покачивались в такт музыке.
– Ты думаешь о моем сыне. Я вижу твою печаль.
– Да.
– Если он вернется, я ему лопатой врежу, – сказала Роуз. – Слишком он глупый, чтобы быть моим сыном. И слишком жестокий.
– Слышите? – спросил Энт.
Тони перестал играть.
Что это? Кап-кап-кап…
Энт подбежал к двери и распахнул ее.
Все вышли на веранду.
Над ними нависла черная как уголь туча, другая пробиралась чуть в стороне.
Дождь барабанил по крыше, оставлял пятна-звезды на сухой земле, на ступенях, занесенных песком.
Дождь.
Уже не редкие капли, а ливень. Барабаны дождя били в полную силу.
Все вместе они выбежали во двор, подставляя лица под прохладный, сладкий дождь.
Ливень быстро вымочил их до нитки, превратил землю под ногами в грязь.
– Спасение, Розальба! – сказал Тони.
Элса крепко прижала к себе детей. Вода стекала по их лицам, скользила по спинам прохладными струйками.
