– Привет, Белла. – Элса погладила корову по впалому боку.
Белла подняла голову и жалобно замычала. Ее большие карие глаза были подернуты пленкой.
– Я знаю, – сказала Элса, снимая ведро с забора.
Она отвела Беллу в относительную прохладу амбара, привязала к центральному столбу и придвинула к корове табуретку для дойки. Взгляд ее невольно обратился к сеновалу – сена почти не осталось. Она почти не сомневалась, что Раф спал там прошлой ночью. Опять.
Элсе нравилось доить коров. Сначала она долго не могла научиться; пока Элса осваивала технику, Роуз бесконечно на нее цыкала, но все же она научилась, и дойка стала одним из ее любимых занятий. Ей нравилось сидеть рядом с Беллой, нравился сладкий запах парного молока, глухое звяканье, с которым первая струя ударяла о металлическое дно. Нравилось нести ведро с парным молоком в дом, наливать его в сепаратор и, поворачивая ручку, снимать густые желтые сливки, оставляя цельное молоко для семьи, а снятое – на корм животным.
Элса протянула руку к едва набухшему вымени, легонько прикоснулась к обветренным соскам.
Корова замычала от боли.
– Прости, Белла, – сказала Элса.
Она попробовала еще раз, как можно более осторожными движениями медленно потянула соски вниз.
Полилась струйка пыльно-коричневого молока с земляным запахом. Каждый день нужно было больше времени, чтобы добраться до белого, пригодного в пищу молока. Первые струи всегда такие грязные. Элса вылила коричневое молоко, ополоснула ведро и попробовала еще раз. Она никогда не сдавалась, как бы грустно ей ни было от стонов Беллы, сколько бы времени ни требовалось, чтобы получить чистое молоко.
В конце концов она выдоила молоко, но еще меньше, чем обычно, и выпустила бедную корову попастись. Мило и Бруно в конюшне тяжело фыркали и от голода пытались грызть деревянную дверь.
Запирая амбар, она услышала выстрел.
Это что еще?
Она повернулась, увидела свекра у свинарника. Он опустил винтовку. Последняя свинья рухнула на бок.
– Слава богу, – пробормотала Элса. Мясо детям.
Она помахала свекру рукой. Он погрузил мертвую свинью на тележку и повез ее в амбар, вывесить перед разделкой.
Мимо лениво прокатилось перекати-поле, подгоняемое ветерком. Элса проследила за ним взглядом до забора, где, несмотря на засуху, несмотря на ветер, упрямо росли колючки. Коровы ели эти колючки, раз ничего другого не было. И лошади.
Она отнесла молоко в дом и снова пересекла пыльный участок между амбаром и забором. Ветер срывал с нее платок, будто пытаясь задержать, остановить.
Перекати-поле – клубок колючек и едва зеленых стеблей. Гибких. Крепких. С шипами острыми, как иголки.
Элса достала из кармана фартука перчатки и надела. Пробираясь через колючие верхушки, она срывала зеленые побеги и складывала их в фартук, как в чашку.
Потом попробовала колючку на вкус.
Неплохо. Может быть, слегка потушить их на оливковом масле с вином, чесноком и пряными травами? Вдруг получится по вкусу как артишоки? Тони любит артишоки. Или, например, замариновать их…
Завтра она позовет всех собирать колючки и придумает, как их законсервировать.
К полудню она собрала столько стеблей, сколько уместилось в фартуке, и пошла домой.
Дети и Тони уже собирались обедать.
– Я нашел виноград, – сказал Энт, подпрыгивая на стуле от радости, что и он принес еду.
Элса потрепала его по волосам и сказала:
– Сегодня один мой знакомый мальчик будет купаться.
– Обязательно?
Элса улыбнулась.
– Я отсюда твой запах слышу.
Тони снял шляпу, на лбу у него была белая полоска. Он сел, в два глотка осушил стакан чая и вытер рот тыльной стороной ладони.
В кухню вошла Роуз и налила мужу красного вина. Тони принялся за аранчини.
Это было любимое семейное блюдо: рисовые шарики, фаршированные сливочным сыром, в томатном соусе с панчеттой и чесноком. Элса положила груду стебельков в миску и поставила ее у раковины.
– А это что такое? – спросила Роуз, вытирая руки о фартук.
– Стебли колючек. Думаю, я смогу приготовить их так, что они будут съедобными. Вкус у них почти как у артишоков.
Роуз вздохнула:
– Вот до чего дошло. Итальянцы едят лошадиную еду. Мадонна миа.
– А где Раф? – спросила Элса. – Мне нужно с ним поговорить.
– Я весь день папу не видел, – сказал Энт. – Я тоже искал.
Элса вышла на крыльцо, позвонила в колокольчик, приглашая к обеду, подождала, оглядывая ферму.
Лошади и фургон на месте – значит, в город он не уехал.
Может, он в их комнате.
Она вернулась в дом, поднялась в спальню. В солнечном свете некогда белые стены казались золотистыми. На нее смотрел большой Иисус в раме.
В почти пустой комнате стояли только кровать, комод, который она делила с мужем, и умывальник с овальным зеркалом, поймавшим ее отражение. Все, как должно быть, только…
От кровати тянулась какая-то полоса, будто под нее что-то задвигали или вытащили.
Элса приподняла покрывало и заглянула под кровать. Увидела свой чемодан, с которым вышла замуж, и коробку с детской одеждой, которую она хранила на всякий случай.
Чего-то не хватает. Чего?
Она опустилась на колени, чтобы разглядеть получше. Чего же не хватает?
Чемодана Рафа. Чемодана, который он упаковал много лет назад, чтобы ехать в колледж. И распаковал, когда отец оставил здесь ее, Элсу.
Она распрямилась, огляделась. Его одежда и шляпа исчезли с крючков у двери. Элса медленно встала и подошла к комоду, выдвинула верхний ящик.
Его ящик.
Там лежала одна голубая полотняная рубаха.
Глава десятая
Ей не верилось, что он ушел среди ночи, не сказав ни слова.
Она тринадцать лет прожила с ним, делила с ним постель, носила его детей. Она знала, что он никогда не был в нее влюблен, но это?
Она вышла из комнаты. Семья – ее семья, их семья – сидела за столом. Энт взахлеб рассказывал, как он нашел виноград.
Роуз увидела Элсу и нахмурилась.
– Элса?..
Элсе хотелось рассказать Роуз об ужасном открытии, хотелось, чтобы та обняла ее, но надо молчать, пока она не убедится. Может, он просто пешком пошел в город за… чем-то.
Со всеми своими вещами.
– У меня… дела, – сказала Элса, понимая, что Роуз ей не верит.
Она выбежала из дома и схватила велосипед Лореды. Изо всех сил крутя педали, она ехала по густой пыли, покрывавшей дорожку. Приходилось объезжать сухие ветки и корявые сучья, которые посрывала последняя пыльная буря. Элса притормозила у почтового ящика. Ничего.
