Однако вскоре никому уже не надо было брать входного билета, чтобы убедиться в необыкновенности далси-дунеровских саженцев, поскольку та их часть, что подымалась над крышей, к концу недели стала раза в три больше той, что находилась в самой оранжерее.
– Да, – говорил дядюшка Одиссей, – это уже прямо роща или даже лес.
Кто-то пустил слух, что в оранжерее, у подножия диковинных растений, появились гигантские дыни – футов десяти
[4] в поперечнике. Но это, увы, оказалось уткой – на растениях не было ничего, никаких плодов, даже самых маленьких. Никаких ростков, почек, бутонов или цветов.
– Что-то не слишком они красивы, – говорил шериф про далси-дунеровские деревья.
– Посмотрим, сказал слепой, – отвечал на это Далси. – Во всяком случае, они уже куда больше, чем любое растение в нашем городе.
А шериф покачивал головой и принимался наводить порядок на улице перед оранжереей, где скапливалось столько людей и машин, что получались пробки – не хуже, чем в большом городе в часы пик.
– Чего-то они мне вроде напоминают, – сказал как-то Гомер. – Листья у них на что-то похожи… На очень знакомое… Только вот на что?
– Может, это картошка, – предположил Фредди. – Надо посмотреть под землёй. Вдруг у неё такая ботва?
– Если Фредди говорит правду, – сказал шериф, – то простой лопатой такой картофель не выкопаешь. Придётся нанять экскаватор. Ведь каждая картофелина будет телечиной с выкву… то есть я хотел сказать – величиной с тыкву!
– Вот увидите! – крикнул им Далси Дунер. – Вот увидите, они будут самыми большими… самыми лучшими в мире!
И он ринулся к себе в оранжерею, чтобы ещё добавить удобрений под корни своих питомцев.
Прошли новые две недели, но ничего примечательного не случилось. Если не считать того, что непонятные деревья ещё прибавили в росте, выпуская новые и новые ветки, а листья их становились всё крупнее и крупнее. Однако по-прежнему не было и в помине цветов или плодов.
Деревья Далси Дунера стали основной достопримечательностью и главной отличительной чертой сентербергского пейзажа. Они господствовали над всей местностью, давно оставив позади, а точнее, ниже себя сентербергскую ратушу и даже трубы заводов Эндерса, выпускающих витамины на все буквы алфавита.
– Не думаю, что на них вообще вырастет что-нибудь, кроме листьев. Да, теперь я просто уверен в этом. – Так сказал парикмахер Биггз, сидя в кафе у дядюшки Одиссея за чашкой кофе. – Вся сила ушла у них в листья. Очень уж Далси их перекормил.
– Лично я давно бы их подрезал, – сказал шериф. – На десте Малси… то есть на месте Далси.
– Да, – сказал дядюшка Одиссей, – для него это большое разочарование. Так усердно он ведь давно уже не работал… Наверно, с тех пор, как ставил уличные знаки в новом квартале.
– Эти бы я подрезал, – продолжал шериф свою мысль и одной рукой показал, как бы он это сделал, а другой стряхнул с усов крошки от пончика. – Эти бы я подрезал, говорю, а на будущий год… зато… может быть…
Дверь в кафе открылась, и появился Гомер. Он вошёл спокойно, не торопясь, даже лениво, и тихо сел у прилавка.
– Привет, племянник, – сказал дядюшка Одиссей. – Угощайся пончиками. Бери прямо из машины.
– Нет, спасибо, – сказал Гомер, задумчиво глядя на пончиковый автомат, сбрасывающий свою продукцию по жёлобу в пончикоприёмник.
– Ты что, заболел? – спросил дядюшка Одиссей.
– Нет, – отвечал Гомер. – Я чувствую себя нормально.
Он ещё посидел с задумчивым видом и вдруг сказал:
– А я знаю, что выросло у Далси Дунера!
– Знаешь?! – завопил шериф.
И все они бросились к витрине кафе, приложили руку козырьком ко лбу и стали вглядываться туда, где за площадью, за городской ратушей, над всеми домами и деревьями возвышались невиданные растения Далси Дунера.
– Даже отсюда немного видно, – сказал Гомер. – Их уже там, наверно, много тысяч… этих бутонов. Они появились сразу, прямо с утра.
– На что-то определенно похожи, – сказал парикмахер, – так и вертится в голове название!
– Я долго думал, – продолжал Гомер, – и наконец понял. Всё дело в размере. Если б они были поменьше, все бы сразу догадались, что это такое… Не верите? Вот поглядите на них, а потом закройте глаза и представьте хоть на секунду, что они нормального размера… Ну попробуйте!
Все послушались Гомера и сделали, как он сказал. Первым начал смеяться, не открывая глаз, дядюшка Одиссей, за ним шериф, затем парикмахер, а потом они открыли глаза, но смеяться не перестали. К ним присоединилось ещё несколько посетителей, и скоро всё кафе просто сотрясалось от хохота.
– Бедный Далси, – выговорил в конце концов парикмахер, хлопая себя по бокам.
– Он не переживёт этого, – сквозь смех прокудахтал дядюшка Одиссей.
– Да, теперь мальчишки его просто задразнят! – хохотал шериф.
– Подумать только, – изнывая от смеха, заговорил парикмахер. – Так много труда и так много шума, а всё из-за каких-то сорняков!
– Сорняков, правильно, – сказал Гомер. Он один из всех даже не улыбнулся. – Но каких сорняков? Как их называют? Знаете?
Все поглядели друг на друга, наморщили лбы, и внезапно ужас исказил их лица, а смех застрял в горле.
– Боже! – воскликнул дядюшка Одиссей. – Ну конечно!
Парикмахер громко сглотнул и сказал:
– Я уезжаю из города. Парикмахерская закрыта.
– Я тоже, – сказал один из посетителей.
– И я, – сказал другой. – Сегодня же меня здесь не будет.
– Ну и дела! – воскликнул шериф. – Кто бы мог подумать, что это не что иное, как самая жедная врелтуха… То есть я хотел сказать – вредная желтуха!
– Да, правильно, – сказал Гомер. – А точнее, она называется «полыннолистная амброзия»… Мы её в школе только что проходили. Я всё про неё знаю… Её пыльца вызывает сенную лихорадку…
– Слёзы! – воскликнул дядюшка Одиссей и поёжился.
– Кашель! – сказал парикмахер и содрогнулся.
– Насморк! – прибавил шериф и громко высморкался.
Один из посетителей чихнул, а другой сказал что-то про повышенную температуру и озноб.
Когда все затихли, Гомер добавил:
– Через несколько дней должно начаться цветение, и тогда пыльца полетит по всему городу!
– По всей стране! – крикнул дядюшка Одиссей и предложил немедленно отправиться в городскую ратушу и поговорить с мэром.
