– По осени, – кивнул Бьёрн. – Как урожай соберут.
– Ну вот и славно.
– Славно? Это же верная смерть!
– Бьёрн, друг, не переживай ты так. Поверь – я знаю, о чем говорю.
– Ты знаешь? Не верится как-то.
– Твое дело. Я, как видишь, даже волнений не испытываю.
– Ты, видно, просто не понимаешь, СКОЛЬКО к тебе гостей пожалует.
– Отчего же? Давай предположу?
– Ну попробуй.
– Косматый наш друг сможет собрать драккаров пятнадцать-двадцать. Вряд ли больше. А это от пяти до десяти сотен человек. Так?
– Уже тридцать драккаров.
– Еще тридцать. Ты уверен, что они все пойдут в поход?
– Хм. И что мне за это будет?
– Моя безграничная благодарность и три десятка кованых шлемов.
– Полсотни.
– Имей совесть.
– Сорок.
– Хорошо.
– Да, думаю, больше двадцати драккаров не выйдет в поход, – кивнул Бьёрн.
– Отлично! Теперь хазары. Здесь все сложнее. Они не смогут поднять все свои основные силы и двинуться на меня в поход. А степь у них кто караулить будет? Они и так с печенегами едва сдерживают давление тех кочевников, что живут к востоку от Волги. Поэтому конницы они пришлют мало. Скорее всего, сотню, может быть, две или три. Вряд ли больше.
– Три сотни хазарских всадников – это, по твоему мнению, мало?
– Мало. Вот если бы они тысячу выдвинули – я бы задумался. А так… это решаемо.
– Экий ты весельчак!
– С ними пойдут ополченцы данников и покоренных племен. А это вообще мелочь. Даже если их придет две или три тысячи.
– А если четыре?
– Будет потно. Но я справлюсь.
– Справится он… – покачал головой Бьёрн. – Ты так в себе уверен?
– Да.
– Я слышал, что тебя считают поцелованным богами. Будь осторожен. Одноглазый Один жаждет только одного – пополнить свою дружину славными воинами. И многим из них ломал жизнь, отворачиваясь от них в самый неподходящий момент.
– На Бога надейся, но сам не плошай! – назидательно подняв палец, произнес Ярослав. – Поверь, моя уверенность основана на ином.
– Сколько у тебя людей? Дружина две-три сотни. Это много. Это очень много. Для дружины. Но это две-три сотни. Да ополчение Гнезда сотни три, может, четыре. Харальд считает, что ему хватит тысячи воинов, чтобы разбить тебя и взять Гнездо.
– Наш Косматый друг ошибается.
– Может быть. Но мнится мне, что он будет действовать заодно с хазарами.
– Я в этом убежден. Я думаю, что они с помощью Харальда попробуют ослабить Гнездо и потом уже навалиться сами.
– Вот! Ты это и сам понимаешь. И все равно уверен в своем успехе. Как так-то? Сам подумай своей дурной головой! Тут тысяча викингов. Там несколько тысяч ополченцев и несколько сотен всадников. А здесь ты со своими жалкими горстками людей. И хочешь победить? Так не бывает.
– Предлагаю спор. На что хочешь спорить?
– Этот спор лишен смысла. Ты проиграешь, и я все равно ничего не получу.
– Сто слитков персидского железа. Я дам их тебе вперед. Если я проиграю – они твои. Если одержу победу, то… хм… что ты предложишь взамен?
– Если ты одержишь победу, то я и все мои люди присягнем тебе, – произнес Бьёрн, и все окружающие закивали. – Стоять под рукой того, за кого сражается лично Тор, – честь для любого. ТАКУЮ победу без личного вмешательства высших сил тебе не одержать.
– По рукам, – произнес Ярослав, и Бьёрн, усмехнувшись, пожал ему ладонь. Крепко пожал. На глазах многих. А потом конунг добавил с широкой улыбкой: – По весне у меня будет пять больших драккаров с опытными экипажами. Это просто замечательно! Твои ведь сыновья присоединятся к тебе, я надеюсь?
– По весне ты будешь пировать в Вальгалле!
– Все может быть. Впрочем, чтобы не быть голословным, пойдем, я сразу передам тебе сотню слитков. Ты, кстати, просто предупредить меня прибыл? Или еще и торговать?
– Да поторгуем маленько, – хохотнул Бьёрн и в сердцах хлопнул Ярослава по плечу. От души так. – Хороший ты человек. Славный был бы викинг. Жаль, что так скоро умрешь. Может, передумаешь?
– Мы уже ударили по рукам.
– Ты ромеец. Что тебе тот договор?
– Я ромеец, а не византиец. В том отличие основополагающее. И для меня договор – это все.
– Византиец?
– Константинополь в прошлом назывался Византией. Это его древнее название. Константин Великий не основывал нового города. Он просто сделал своей резиденцией тот небольшой городок и начал его развивать. Ромейцы восточные – они не совсем и ромейцы. Они византийцы, то есть хитрые данайцы, которых стоит опасаться в их безграничном лукавстве.
– Дивно ты говоришь, – покачал головой Бьёрн.
– Ромейцы, настоящие ромейцы былых времен, были очень крепкими воинами. Они вырезали бесчисленные полчища германцев, кельтов и других народов. Они завоевали всю Италию, все земли франков, Испанию, Северную Африку с Египтом, Балканы, Малую Азию, Крым, Левант, Армению и Междуречье. Они были настолько суровы, что великое арабское завоевание разогнали бы ссаными тряпками. Были. Но они погрязли в распрях. Начали резать друг друга. А потом еще и приняли распятого бога, который окончательно сломил их боевой дух. Так вот эти старые ромейцы говорили – закон суров, но это закон. И держались буквы и духа закона безукоризненно, порицая и безжалостно карая тех, кто его нарушал. А договор в сути своей тот же закон и есть.
– Да… определенно мне будет тебя не хватать, – уверенно произнес Бьёрн. – Ты очень странный ромеец.
– Осколок старого мира… – пожал он плечами.
– Осколок? Скорее песчинка.
– Но уверенная в себе песчинка.
– Тогда лучше не песчинка, а шпрот. Маленький дерзкий шпрот, который решил бросить вызов киту.
– Ну или так, – засмеялся Ярослав, хлопнув Бьёрна по плечу. Тот тоже засмеялся. Ему явно импонировал настрой этого ромейца, идущего на верную смерть. Настрой, который не у каждого викинга бывает. Он шел навстречу своей смерти с широкой улыбкой и дерзким огнем в глазах. Так, словно желал бросить вызов всему миру… даже самим богам… Ему было жаль, что он уйдет. Но сто слитков персидской стали выглядели слишком привлекательным выигрышем…
Глава 5
863 год, 20 августа, Константинополь
– Ты слышал, что говорит толпа? – спросил Василевс у патриарха.
– Что?
– Кто-то упорно распускает слухи о том, что Василий – закоренелый язычник. Это не твоих рук дело?
