Доминик засиделась в их теплой рощице до самой ночи, попивая волшебное вино
седативное состояние постепенно проходило, она заряжалась новой энергией
распалялась, взмывала, возвращалась к жизни.
10
Доминик влюбилась в Западное побережье и вступила в брак по расчету с геем, получив финансовую поддержку Майи и Джессики
британский акцент был сильным козырем в завязывании отношений с американцами, он возвышал ее в их глазах, как и модельная внешность (о чем ей часто говорили) и залихватский байкерский стиль; лесбиянки спешили распахнуть перед ней все двери, стать частью мира, который, как им казалось, она собой представляет
Майя и Джессика позволили ей задешево жить в их доме пару лет, пока она не обретет почву под ногами
для начала она устроилась в администрации кинокомпании – первый шажок к продюсированию живого искусства
ей повезло быстро закрепиться, и она сразу пригласила в гости Амму
которая ни разу не сказала прямо: у тебя там все получится
раз в неделю Доминик ходила на сеанс групповой терапии для женщин, пострадавших от домашнего насилия
они рассказывали свои истории и достигали просветления
отважившись на этот шаг, она скоро убедилась – да, душа очищается
наконец она по-настоящему оценила давнее прошлое: ей, старшей в семье из десяти детей, пришлось быть им матерью, тогда как сама она была лишена материнской опеки
вскоре после ее рождения мать снова забеременела, и каждый новый младенец забирал себе все ее внимание
только сейчас до нее дошло – ее так потянуло к Нзинге, потому что подсознательно она искала материнской ласки
но ласка быстро превратилась в таску, а мамочка в грозного отца, так она объясняла это Амме, но та не приняла ее доводы – тебе просто не повезло с подругой, и детские проблемы здесь ни при чем, ты слишком быстро американизировалась, Дом
Доминик общалась с Гайей до ее последних дней и узнала из письма, что вскоре после ее отъезда Нзингу изгнали из женской коммуны, она носилась по территории, пытаясь узнать, куда сбежала «Соджорнер», всем угрожала и в ярости била стекла
пришлось вызвать полицию, но серьезных обвинений против нее выдвигать не стали
ты можешь не беспокоиться, заверяли Доминик в письмах, она не знает твоего адреса
но Доминик еще долгие годы преследовали кошмары – Нзинга выскакивает на нее из толпы, или сбивает бампером на пешеходном переходе, или появляется на публичном мероприятии, например во время ее приветственной речи на открытии «Женского фестиваля искусств», который Доминик основала пару лет назад в Лос-Анджелесе
Нзинга костерила ее за то, что она бросила ближайшую подругу, которая по доброте душевной взяла ее в ученицы и показала ей, как стать настоящей женщиной в женоненавистническом мире
я дала тебе всё, без меня, Соджорнер, ты была бы никем
впоследствии Доминик узнала, что Нзинга умерла лет через двенадцать после того, как была брошена
ее последняя подруга, Сахара, подошла и представилась на фестивале; они с Нзингой стали любовницами в духовном прибежище для цветных женщин в Аризоне
она о вас часто говорила, Доминик, до нее дошли слухи об успехе этого фестиваля, и Нзинга его принимала исключительно на свой счет – я была ее наставницей, я ее вылепила своими руками, говорила она; а вы, получается, ее использовали, и ни спасибо, ни публичного признания, ни материального вознаграждения за то, что она вложила в ваше развитие; она собиралась приехать в Лос-Анджелес и высказать все это вам в лицо, но не сложилось
за этим, кажется мне сейчас, скрывался страх, что женщина, которую она считала слабой, обрела власть
все, что она о вас говорила, я принимала за чистую монету, пока она не стала обращаться со мной не как с любовницей, а как с ученицей, сделалась властной, агрессивной, затеяла игры, чтобы установить контроль над моим сознанием
мне было двадцать с небольшим, а ей пятьдесят с гаком
она не выпускала меня из виду, я должна быть ей благодарна, говорила она, – а за что? – я так и не получила вразумительного ответа
я уже хотела от нее уйти, но тут у нее случился обширный инсульт, ее парализовало, и я не смогла ее бросить
в этом мире, кроме меня, у нее никого не было – ни дома, ни друзей, ни родных, которым можно позвонить; меня все бросали, говорила она
когда она умерла, у меня было такое чувство, будто меня отпустили на волю
узнав о смерти бывшей возлюбленной, Доминик тоже испытала чувство освобождения, а еще жалости к Нзинге, которую все бросали
и ей было не дано понять, что она, взрослый человек, сама была тому виной
Доминик познакомилась с Лаверн на групповой терапии, и они, единственные лесбиянки, сразу потянулись друг к другу
афроамериканка Лаверн предпочитала оставаться на заднем плане, говорила тихо, мыслила глубоко
сама из Окленда, в лос-анджелесской студии она работала звуковиком
ее предыдущая подруга распускала руки, и Лаверн ушла от нее, после того как в третий раз пришлось вызывать «Скорую»
Доминик в ее компании было приятно и легко, Лаверн изучала международные отношения, была начитана и со всей страстью вникала в глобальные проблемы
читательские интересы Доминик быстро вышли за рамки женской литературы, и она переключилась на нон-фикшн о мире в целом
они могли часами обсуждать последствия падения Берлинской стены и распада Советского Союза
брачную войну между принцессой Дианой и принцем Чарльзом в изложении массмедиа
войны на Ближнем Востоке, волнения в Брикстоне и Лос-Анджелесе
связь между изменениями климата и капитализмом
постколониальную Африку, Индию, Карибы и Ирландию
их дружба крепла и со временем переросла в интимные отношения
каждая относилась с уважением к свободному волеизъявлению партнерши и не предъявляла никаких требований
когда после четырех лет любовной связи они съехались, Доминик опасалась, что нарушится равновесие – прежде виделись несколько раз в неделю, а сейчас каждый день
не нарушилось
им хотелось детей, и они удочерили близняшек, Талию и Рори, чьи родители погибли во время разбойного нападения
они стали семьей и даже поженились, когда был принят соответствующий закон
Доминик перебралась в Америку почти тридцать лет назад
и теперь считает ее своим домом.
Глава вторая
Кэрол
1
Кэрол
