– А что мне делать теперь?
– Просто махай ими изо всех сил, пока не взлетишь.
– Правда? – И я пытаюсь.
Он так заходится хохотом, что какое-то время даже не может говорить. Я не понимаю, над чем он смеется, пока он наконец не кладет руку мне на плечи.
– Нет, перестань. Я пошутил, Грейс.
Я краснею, но это слишком интересно, чтобы долго испытывать смущение. К тому же мне хочется полететь.
– Тогда скажи, что мне надо делать. Уже без шуток.
– Хорошо. Ты должна думать о полете. Не о том, что ты можешь упасть, не о том, что ты можешь двигать крыльями, не о том, как взлететь, а просто о полете. О том, как ты поймаешь ветер.
Он оглядывается по сторонам, затем ему в голову, похоже, приходит какая-то мысль, потому что он хватает меня за руку.
– Знаешь, что? Пошли на трибуны.
– Ты шутишь? Я не стану сразу прыгать с трибун! Ни за что.
– Мы не станем прыгать с трибун – ты же не птенец, который учится летать.
Хадсон фыркает и тотчас оказывается на трибуне, где садится, развалясь и улыбаясь до ушей.
Мы подходим к первому ряду трибун, и Флинт останавливается перед бортиком.
– Хотя надо заметить, что, если бы ты в самом деле спрыгнула с трибуны и начала падать, мы с Джексоном подхватили бы тебя. Так что тебе нечего опасаться, понятно? Все проще простого.
Я чувствую, как у меня округляются глаза.
– И это говорит парень, который только что уверял меня, что я пойму, как надо летать в ходе игры.
Он шевелит бровями.
– Если честно, я по-прежнему считаю, что дело можно было бы сделать и так. Но давай попробуем вот эдак.
И он вдруг поднимает меня и ставит на бортик перед первым рядом трибун. В отличие от тех случаев, когда он поднимал меня в моем человеческом обличье, сейчас его бицепсы напрягаются, и он кряхтит.
Мне тоже приходится нелегко. Одно дело – удерживать равновесие, стоя на ограждении, когда ты из плоти и крови, и совсем другое – когда ты состоишь из камня. И мне приходится напрячь всю свою волю, чтобы не завизжать, когда он отпускает меня. Но я ни за что не стану вести себя как истеричная человеческая девица, затесавшаяся в компанию сверхъестественных существ.
Джексон заслуживает лучшего, как, впрочем, и я сама.
И вместо того, чтобы истошно завопить, как только Флинт перестает меня держать, я подавляю рвущийся из горла крик и спрашиваю:
– И что теперь?
На лице Флинта отражается неуверенность, когда он говорит:
– Прыгай.
– По-моему, ты говорил, что будешь давать мне уроки полетов! А это – я машу рукой – никакой не урок!
– Я имел в виду, что стану давать тебе уроки, когда ты будешь в воздухе. Ведь я как-никак делаю лучший тройной риттбергер во всей школе. – Он ухмыляется.
Я качаю головой.
– Только тройных риттбергеров мне сейчас и не хватало.
– Послушай, я же стараюсь. – Он смеется и отходит на несколько шагов. – Ну так как, ты хотя бы попробуешь сделать это по-моему?
– А по-твоему – это как?
– Просто прыгни и… – Он машет руками.
– Махай крыльями?
– Ну да. Но не думай о своих крыльях. Думай о…
– Полете. – Я вздыхаю. – Да, это ты мне уже говорил. – Я смотрю на поле и на остальных, которые с грехом пополам тренируются, но в основном просто глазеют на меня.
А, черт, ладно. Лучше уж шлепнуться, чем просто стоять. Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза.
– Помни, думай о полете, – повторяет Флинт, отойдя еще дальше. Не знаю, почему он это сделал – потому что, по его мнению, я сейчас полечу, или потому, что он ожидает моего падения и хочет находиться на безопасном расстоянии от точки приземления.
Это неважно, говорю я себе, стараясь сосредоточиться. Важно только одно: думать о полете. Вот только как?
Я полечу. Полечу. Полечу. Флинт сказал мне думать о полете, вот я и думаю о полете. Я полечу. Как птица. Как самолет. Как… ладно, это неудачная аналогия. Я полечу. Я поле…
Я прыгаю и… приземляюсь на свою каменную задницу – что, как оказывается, совсем не так больно, как когда я падала на пятую точку, находясь в обличье человека. Что ж, и на том спасибо. Вот только сотрясение сейчас определенно оказалось сильнее.
– И это определенно не полет, – роняет Хадсон, по-прежнему сидящий, развалясь, в нескольких футах от меня.
– Как ты? – спрашивает Джексон, подбежав ко мне и помогая мне встать. – Прости. Я был слишком далеко, чтобы подхватить тебя.
Разумеется, он считал, что должен подхватить меня, как же иначе? Я качаю головой и улыбаюсь.
– Не переживай. Камень хорошо поглощает толчки.
Он смеется.
– Это не так.
– Да, не так, – соглашаюсь я, стряхивая прилипшую траву со штанов. – Но мне было не больно, честное слово. Все нормально.
– Хорошо. – Он показывает на бортик. – Хочешь попробовать еще раз?
– Совсем не хочу.
Он поднимает бровь.
– Но попробуешь все равно?
Я вздергиваю подбородок.
– Само собой.
Глава 63. Думая о хорошем
Джексон протягивает мне руку.
– Давай, я помогу тебе взобраться туда.
Может, возразить? Нет, не стоит. Мне совсем не хочется забираться на этот трехфутовый бортик, пока я состою из камня. Впрочем, если честно, я не уверена, смогла ли бы я залезть на него, даже находясь в человеческом обличье.
Две минуты спустя я снова оказываюсь на земле, и на этот раз мой зад уже болит. Через три минуты страдает уже не только он, но и моя гордость.
– Ты уверен, что вместо того, чтобы думать о хорошем, мне не надо начинать думать о плохом? – спрашиваю я Флинта.
Он ухмыляется.
– Ты могла бы попробовать, но вряд ли это поможет.
– Да, это не прокатит.
– Ясен хрен, не прокатит. – Хадсон потягивается и закладывает руки за голову. – Но зрелище получается просто отпад.
На сей раз встать с земли мне помогает Флинт.
– Ну что, будем надеяться, что в четвертый раз тебе уж точно повезет?
– Нет, в четвертый раз мы попробуем сделать это по-другому, – говорит Джексон и, взяв меня за руку, тянет в центр поля.
– Разве начинать полет надо не с более высокого места? – спрашиваю я.
Он улыбается мне.
– Да, мы начнем с более высокого места. – И он поднимает меня все выше, выше, выше, пока мы не оказываемся под самой крышей стадиона.
