Наконец послышались шаги Анри.
Когда он поравнялся со мной, я ударил его ножом в шею. Он шарахнулся и упал на четвереньки, но на этот раз я не стал медлить – схватил его за волосы и с такой силой полоснул по горлу, что струя крови ударила в пол.
На шум из чулана выскочила Анна со свечой в одной руке и ножом в другой.
Я отпустил Анри – он плюхнулся плашмя на пол.
Анна присела на корточки, поднесла свечу к залитому кровью лицу и проговорила сквозь зубы:
– Теперь у нас два трупа. Но этого хватятся с утра пораньше.
Нам потребовалось не меньше двух часов, чтобы отвезти на тележке для горшков оба трупа к садовым печам. Кирпичные чудища еще дышали жаром, и, когда я при помощи длинного шеста кое-как затолкал в топку тела, предусмотрительно политые маслом, они тотчас вспыхнули. Впрочем, предусмотрительность – заслуга Анны.
Внезапно из-за деревьев нас окликнул встревоженный голос:
– Ehi, che state facendo?
[69]
Мы прыгнули в кусты и побежали к замку.
О том, чтобы попасть в дом через главный вход, не могло быть и речи.
В свете луны я заметил узкую тропку, которая вела к дверце, подходящей разве что для собаки. Выбора, однако, у нас не было. Ногой выбив дверцу, я пробрался внутрь, Анна последовала за мной. Передвигаться приходилось на четвереньках, но вскоре лаз превратился в коридор, и мы смогли выпрямиться.
Когда глаза привыкли к темноте, стало понятно, что перед нами два пути – налево во тьму, где что-то булькало и урчало, или направо по коридору со сводчатым потолком и стенами, покрытыми слизью, которая поблескивала и переливалась, отражая слабый свет, проникавший сюда из глубины подземелья.
С ножом в правой руке я решительно двинулся направо, и вскоре мы оказались в том самом зале, где в огромных бутылях, освещенных фонарями, были заключены шестеро мужчин.
Анна была поражена этим зрелищем.
Бутыль, в которой лежал человек, как две капли воды похожий на кучера Дени, была пуста.
Я взял Анну за руку и подвел к последней в ряду бутыли.
– Это и есть Арман де Брийе, мой друг, о котором я тебе рассказывал.
Она присела на корточки перед бутылью и спросила:
– Как же он туда попал? В горлышко можно с трудом засунуть руку, но не человека… – Повернув голову, устремила взгляд в темноту, сгущавшуюся за дальними колоннами. – Там, кажется, кто-то есть!
Подхватив фонари, мы двинулись за колонны и вскоре увидели их – молодых женщин, девушек, девочек, которые сидели вдоль стены на скамье со связанными руками и ногами с мешками на головах. Одеты они были в одинаковые сорочки до пят.
Я снял мешок с ближайшей девушки – это была брюнетка с кляпом во рту, глаза ее сверкали гневом.
– Дочери аристократов, – сказал я, отвечая на взгляд Анны. – Родители отдали их маркизу, да еще заплатили, чтобы он спас их от неминуемой смерти. Гражданин Боде уверял меня, что на самом деле де Бриссак намерен воспользоваться ими в каких-то своих целях, не имеющих ничего общего со спасением. Он сказал, что их ждет нечто такое, что страшнее смерти…
– Что?
– Не знаю.
Анна вдруг приложила палец к губам и присела.
Я последовал ее примеру.
Мы погасили фонари и замерли.
Дверь бесшумно отворилась, и в зал вошел кучер Дени, а за ним – Манон.
Дени подошел к пустой бутыли и стал раздеваться.
Маркиза вдруг опустилась перед ним на колени и, когда кучер остался в костюме Адама, подалась к нему.
Мы не видели, что они делали, но догадывались.
Догадки наши, однако, оказались верны лишь отчасти.
Не прошло и минуты, как Дени стал уменьшаться в росте, а вдобавок как будто сузился, и маркиза, схватив его за ягодицы, принялась за дело с еще большей энергией, и вот уже кучера не было видно за ее спиной, а когда она поднялась на ноги, Дени исчез.
Манон подбежала к бутыли, прильнула губами к горлышку и выплюнула белую струю. Сосуд наполнился паром, который забурлил, всклубился, стал постепенно сгущаться, обретая форму, и через несколько мгновений в бутыли возник Дени с безвольно опущенными руками и ногами.
Тяжело дыша, маркиза выпрямилась и приложила к губам платок.
– Что же вы не аплодируете, господа? – раздался сзади голос маркиза. – Где еще вы могли бы насладиться таким зрелищем?
Мы вскочили, но де Бриссак остановил нас жестом.
За его спиной маячили слуги.
– Нет-нет, Мишель, уберите свой нож! Вам и вашей подруге никто и ничто не угрожает. Пришла пора объясниться, не так ли? Пойдемте-ка наверх, там и поговорим. – Он поймал мой взгляд. – Даю слово, что в наше отсутствие с этими девушками ничего не случится. – Маркиз с усмешкой поклонился. – Прошу, мадемуазель, и вы, господин д’Анжи!
Поднимаясь по лестнице, мы услышали какой-то шум за стенами, и маркиз взглядом приказал одному из слуг выяснить, что там происходит.
В кабинете де Бриссака, в простенке, висело большое зеркало, в котором я с содроганием не увидел ни маркиза, ни Манон, но зато увидел себя, залитого кровью, и Анну, пытавшуюся на ходу стереть с лица коричневую родинку. Маркиза протянула ей платок и шепнула что-то ободряющее, вызвав у девушки слабую улыбку.
Я опустился на диван, где было место и для Анны, но она предпочла кресло.
Не успел я обидеться, как маркиз с улыбкой протянул мне бокал.
– Старый арманьяк придаст вам сил, мой друг.
Прежде чем сделать глоток, я принюхался, но запаха крови не почувствовал.
Лицо де Бриссака, не спускавшего с меня взгляда, расплылось в улыбке.
Анна так увлеклась удалением родимого пятна, что не заметила моего взгляда.
Де Бриссак прошелся по кабинету и сел в кресло напротив меня.
– Всего несколько дней, как вы здесь, а сколько событий! – Он покачал головой. – Признаться, не ожидал, что вы проявите такую смекалку и настойчивость, дорогой Мишель. Все эти дни мы наблюдали за вами, пока не поняли, что вы достойны нашего доверия…
На всякий случай я учтиво поклонился.
– А когда вы добрались до книги Огюста, стало понятно, что скоро вы сами во всем разберетесь. Поэтому мне хотелось бы попросить вас об одном – воздержитесь от поспешных выводов…
– Честно говоря, – сказал я, – никаких выводов у меня пока нет.
– Тем лучше! – Маркиз согнал с лица улыбку. – Но вы ведь прочли историю о Манон и ее сестре? И, разумеется, обратили внимание на даты, которые не могут не шокировать…
