– Так.
– Хорошо. – Демон нагнулся и на этот раз выбрал из вазы манго. – Я с Балу согласился и действительно считаю, что это логично. Если тут у вас всё под летний отдых заточено, то зачем сюда весной ехать? Холодно, заняться особо нечем, а бани у нас везде по лучшему разряду. Однако! Две недели назад мне снова звонит Вайдас и сообщает, что вы все по нам со Шмелём соскучились и не пора ли нам встретиться посидеть? Заодно, говорит он, и новую усадьбу проверим. Для справки, – Демон, поколебавшись, запустил манго в Макса, – в то время ночью еще минусовая температура стояла. Не странно ли?
Макс повертел манго в руках и передал фрукт сидящему по правую руку от него Балу. Балу вздохнул, но все-таки бросил манго Демону. Демон удовлетворенно кивнул.
– Тут еще можно упомянуть тот факт, что буквально за пару дней до этого, второго звонка Вайдаса наш любимый Сейм принял очередную поправку к закону о кассовых аппаратах, обязав ставить их всех-всех-всех и Винни Пуха, а наш сверхкомпетентный премьер пообещал, что вот-вот прямо сейчас они начнут активно-преактивно помогать малому бизнесу выходить из чёрной зоны экономики, из серой зоны, из тени, легализоваться полностью и бесповоротно, наконец-то заплатить все налоги и упокоиться с миром. Фанта, как ты думаешь, всё это какое-нибудь значение для нашей диспозиции имеет?
Фанта хмыкнул и, оставив возле себя прилетевший ему манго, запустил в Демона яблоком.
– Убедил, у нас есть проблемы. Расскажешь о них?
– Легко. – Демон крутанулся на месте. – Я думаю, наш дорогой друг Феникс, неугомонный наш Сереженька Ковров, царствие небесное его папе, решил, что возникшая ситуация, очередной всплеск активности налоговиков, еще большее падение привлекательности торговли по патентам, всё это в совокупности – подходящий момент для того чтобы наконец-то отобрать у вас автомобильный базар, а в идеале – вообще вытурить вас из Паневежиса. Он же, как мы прекрасно знаем, глубоко убежден, что Виталий разрешил нам обосноваться на автобазаре исключительно по глупости, мы Ковра нагло обманули, его доверием воспользовались – и если бы Ковер не погиб, то он бы нас сам оттуда вытурил, а сына своего любимого туда поставил. – Демон вдруг замолчал, рванулся к столу, налил в одну из рюмок водки, игнорируя ряд более благородных напитков, и выпил, не закусывая. Продолжил. – В общем, Феникс решил, что настало время на «Дворняг» накатить по-настоящему. И именно поэтому мы сейчас сидим в самой малоизвестной усадьбе, именно поэтому вы хотите, чтобы в Паневежисе постоянно кто-то присутствовал, именно поэтому жратву и бухло везли Макс с Фантой, а багажник Балу был заполнен ящиками, отправившимися на чердак главного здания… – на этот раз яблоко полетело к Балу так резко, что тот еле успел его поймать. – Вы на старости лет охуели, впали в детство и собрались воевать. Так?
Под пристальным взглядом Демона Балу с хрустом откусил от яблока. Заговорил Макс.
– А ты думаешь, у нас есть выбор? Демон, это тебе хорошо в твоей школе. Что тебе грозит – кнопку тебе на стул подложат. Максимум! А у нас все серьезно. И отдавать то, что мы столько лет строили Фениксу просто так мы не будем. При всём уважении к его папе… Поэтому выбор прост: либо он нас всех положит, либо мы его. Вот и всё. Больше выбирать не из чего.
– Я с вами, –наступившую после слов Макса тишину прервал молчавший весь вечер Шмель. – Может хоть так от меня толк будет…
Никто ему не ответил, только Демон злобно сплюнул себе под ноги. В самобичевании и картинном самоуничижении Шмеля ничего нового не было. Каждый раз после того как Демон или кто-то другой из «Дворняг» находил Шмеля в состоянии, аналогичным сегодняшнему, Шмель несколько часов угрюмо молчал, а потом начинал каяться. Изменений в образе жизни Михаила при этом не происходило. Впрочем, участие в бандитской войне требовало бы куда меньше волевых усилий, в своем заявлении сейчас Шмель был искренен.
– Значит я прав, – Демон вернулся за стол и неторопливо закурил. – Хорошо. Плохо, что вы – гордые идиоты, хорошо, что мне решение проблемы само в руки пришло. Балу, сколько раз говорить – если я не занимаюсь бизнесом с вами и живу своей жизнью – это не значит, что меня можно исключать из принятия ключевых решений. Пока вы ведёте себя как подростки ненастрелявшиеся, нельзя меня исключать!
– То есть, у тебя есть решение? – терпеливо переспросил Балу, игнорируя прозвучавшие претензии. Они готовились к этому разговору, они знали, что Демон не одобрит их тактику и полностью принимали его право на критику. Они даже догадывались, что он достаточно точно оценивает ситуацию и сам. Вот только в то, что у него будет эффективный план, они не верили.
– Есть. Вам просто нужно стать недосягаемыми для Феникса. Как вы думаете, если ЗАО «Дворняги» станут генеральным спонсором важнейшего для всей Литвы мероприятия, если его руководители станут национальными героями – полезет Феникс на вас с прямым насилием? Черта с два! Ибо тогда такая вонь поднимется…
Фанта согласно кивнул. Макс с Балу переглянулись. Макс пожал плечами.
– Допустим, – Медленно сказал Балу. – И как ты себе это видишь?
И Демон рассказал – как.
Врачу, исцелися сам
«Привет, мой дорогой!
По поводу твоего последнего письма… Во-первых, я рад за твое здоровье – хорошо иметь прямой доступ к витаминам. Хотя, прошу тебя, не забывай все же, что воровство – это грех. Насколько я понял, вам все-таки не разрешается ни есть на месте, ни тем более выносить фрукты из цеха. Мелочь, конечно, но ты же знаешь – обвал начинается с падения маленького камушка. Так что, пожалуйста – думай, что ты делаешь. Ладно?
Во-вторых… Во-вторых, меня очень радует настроение твоих писем. Приятно, очень приятно понимать, что мой друг наконец-то нашел себя. Пусть и в английском пакхаусе. Разве же это плохо? Это замечательно, это его выбор и он сделал его! Не всем быть менеджерами, директорами, и уж тем более не всем быть политиками и вождями, правда? Заяц, это была достаточно толстая ирония, так чтобы даже тот, кто в силу своего рабочего графика читает только анекдоты в интернете, её понял. Ты понял, правда?
Я понимаю, мы с тобой много раз об этом говорили. И да – кто я такой чтобы судить? Я прекрасно знаю: «Не судите и не судимы будете». Всё так. Но я уверен – ты не до конца понимаешь, что делаешь, если понимаешь вообще. А как твой духовный наставник (ха-ха) я не могу просто отступиться и оставить тебя в заблуждении.
Дорогой мой Андрей (Андрюс, Андреюс – к какому бы из вариантов ты сейчас не склонялся), вот чего ты не можешь понять: есть святость, есть добродетель, есть грех, есть самоубийство. И не случайно нет ничего страшнее последнего. Потому что если грех – это издержки слабости духа человеческого, это неизбежные ошибки на пути свободного выбора в поиске Бога – поиске уникальном для каждого, то самоубийство – это отказ. Отказ от свободной воли, отказ от себя, отказ от Бога. И поэтому то, что делаешь ты – это самоубийство. Ты отказываешься. Ты хоронишь себя заживо. Ты себя тушишь. Почему? Что за неполных тридцать лет твоей жизни случилось такого, что заставляет тебя отказаться от своего пути, от своего огня? Ты ведь даже не в людях разочаровался – в системе. И поэтому ты решил что? Ты решил из неё выпасть. А хочешь, я напомню как всё начиналось? Мы сидели тогда в «Чили»
20 на Диджиойи, справляли три года окончания школы. Почти всем классом. И ты тогда объяснял: мне, Артурчику, Виктории и Йолите, что понимаешь: вступать в партию (любую!) – глупость, если только ты не намерен побороться за то, чтобы политика наконец-то начала служить людям. А ты – говорил ты – намерен!.. Так что же?
