Облик компьютерной Галатеи был создан на основе самых распространённых предпочтений потенциальной аудитории – светлые волосы, зелёные глаза. На самом деле, Бета поразительно напоминала Екатерину, вдруг осознал Генри.
Репертуар артистки разрабатывала особая программа "Баюна". Программа анализировала верхушки мировых чартов и сочиняла для Беты композиции по мотивам последних хитов. С обязательным добавлением нескольких узнаваемых аккордов и фирменных музыкальных завитушек. В топе уже которой год были русские народные песни.
Никакой магии – точный расчёт. Благодаря которому Берегиня Тактильная вот уже полтора десятка лет собирала полные стадионы уровня Нью Уэмбли.
Перстень на пальце Генри завибрировал – сработал таймер.
– Кейт! Кейт, нам пора! – попытался перекричать толпу англичанин.
– А? – Взгляд у супруги был отсутствующий. Она вся растворилась в музыке.
– Десять вечера! – постучал по перстню Генри. – Завтра трудный день! Ты хотела лечь спать пораньше!
– Нет! Уже не хочу! Вообще не буду спать сегодня! – Екатерина отвернулась от скучного мужа и во всю мощь своих натренированных лёгких завопила: – Бета! Бета! Мы любим тебя! Давай-давай!
Генри обречённо вздохнул, сложил камеру в рюкзак и отобрал у разгорячённой жены деревянные ложки.
– Кейт, будешь не в форме. Народ не поймёт! Пойдём!
Екатерина дёрнула плечом.
– Да ну его, этот народ! Перетопчется! У меня медовый месяц! Дай раз в жизни отдохнуть!
– На пенсии отдохнёшь! – Спорить в таком шуме было тяжело. – Работа на первом месте!
– Ты прямо как мой папенька! – разозлилась Екатерина. – Батюшки! Это же моя любимая песня начинается! – ахнула она, отмахнулась от зануды и стала протискиваться сквозь толпу поближе к сцене. Казак-телохранитель Харитон, дежуривший рядом с императрицей, от волнения покрылся красными пятнами.
– Осторожно! Осторожно! – отчаянно выкрикивал Харитон в спину своей подопечной. – Разойдитесь! Ну разойдитесь же!
Англичане – несгибаемая нация. Так просто они не сдаются. Поэтому Генри снова тяжело вздохнул, пробрался вслед за молодой супругой к сцене и взял её под локоток.
– А ты помнишь, что завтра у тебя официальная встреча с моей бабушкой? – воскликнул он в паузе между песнями. – Королева Великобритании. Самая элегантная женщина в мире.
Этот аргумент спустил Екатерину с музыкальных небес на землю.
– Ох. Точно.
– Вот тебе и «ох»! Пойдём, дорогая.
В столичной подземке все на их группу оборачивались. Сначала Генри подумал, что смотрели на них с Екатериной – трансляция высочайшей свадьбы собрала гигантскую аудиторию, их легко могли узнать. Но потом принц понял, что народ удивлялся экзотичному Харитону. Не каждый день даже в Лондоне, свободном от стереотипов, увидишь впечатляющую форму Собственного Её Императорского Величества Конвоя: длинный синий мундир с золотым кантом и газырями
16, чёрная курчавая папаха с красной макушкой, огненная рубаха с воротником-стойком.
– Простите, сэр, – по-английски обратилась к казаку соседка по вагону. Девушка и сама смотрелась оригинально: длинные дреды, серьги до плеч в виде крестов, ярко-розовый кардиган с бахромой и жёлтые ботинки на толстой подошве. Глаза, обведённые синим карандашом, всю дорогу внимательно изучали пассажиров, сидевших напротив: Екатерину в вечных джинсах и толстовке, прикорнувшую на плече у мужа, и непомерно роскошного, как попугай в курятнике, телохранителя. – Простите, где вы купили это милое пальтишко? Мне нужно такое же. Обожаю такие нашивочки! А эполеты – просто чудо!
Казак, которому запрещалось вести разговоры с посторонними, бесстрастно задрал вверх бороду. Генри стало его жалко. Непростой день выдался у Харитона: сначала Екатерина сломя голову носилась по Королевскому манежу, готовя Кирина к скачкам, потом был полный отрыв в пабе с неконтролируемым распитием стаута, затем сумасшедший концерт и, наконец, непредсказуемая поездка в метро.
От звука женского голоса государыня изволила очнуться:
– Это эксклюзивная модель, – прыснула Екатерина. – Выдаётся только тем, кто дорос до двух аршинов и восьми вершков
17. В вас есть два аршина и восемь вершков?
– Простите? – не поняла девушка. По-английски слова «аршин» и «вершок» звучали чудно.
– Кейт, – одёрнул супругу Генри.
– А я ничего и не говорю, – задыхаясь от смеха, продолжала Екатерина. – Просто сообщаю, что это милое пальтишко получит только тот, кто поведения и нравственных качеств хороших, и к вредным сектам не принадлежит
18. Вы принадлежите к какой-нибудь вредной секте?
Девушка с дредами в замешательстве покачала головой. Похоже, Екатерине удалось её слегка напугать.
– Так, Кейт, – под локоток выводя супругу из вагона, заявил Генри, – я как твой муж тебе просто сообщаю: на метро мы с тобой больше не ездим.
– Но я хотела узнать неформальный Лондон! – обиженно надула губки Екатерина.
– Узнала уже. И неформальный Лондон тебя тоже узнал, к сожалению. Да, и вот ещё что: стаут ты тоже больше не пьёшь.
– Но почему? – громко возмутилась императрица, вызвав на станции эхо. – Я люблю стаут!
– Ты же впервые попробовала его сегодня в пабе!
– Ну и что – вот и полюбила его с первого глотка. Как тебя – с первого взгляда!
– Вообще-то не совсем с первого взгляда ты меня полюбила, – пробормотал куда-то в сторону муж.
– Я люблю тебя, Генри, – дыша на мужа тёмным пивом, прошептала Екатерина. К этому моменту троица уже поднялась на поверхность. – Я люблю тебя, стаут! – заголосила она на всю Кенгсингтон-Хай-Стрит, пугая немногочисленных вечерних прохожих.
– Я ненавижу тебя, стаут, – простонала она на следующее утро, закрывая голову одеялом. – Генри, зачем ты разрешил мне его пить?
– А ты моего разрешения и не спрашивала, – защитился муж. – Хвасталась бармену, что ты российская императрица и можешь творить всё что в голову взбредёт.
– Похоже, мой несчастный организм с этим не согласен, – захныкала Екатерина. – Императрица, а похмелье как у грузчика. И сделать ничего не могу. Генри, мне плохо!
Молодожёны проснулись под пурпурным балдахином в Кенсингтонском дворце – официальной резиденции старшего брата принца. Отдельного особняка младшему внуку королевы не полагалось. Да и не нужен он был бродячему режиссёру-документалисту. Возвращаясь из путешествий, Генри останавливался то у отца, то у Артура. А потом и вовсе обосновался в Зимнем.