Снова и снова. Еще пару раз. Живот вновь сводит, и я сдерживаю рвотный рефлекс.
– Калеб, – прошу жалобно.
Парень смотрит на меня. Я киваю.
Просто сделай это. Просто…
Сдвинув брови, он тяжело дышит, но поднимает руку и, замешкавшись лишь на мгновение, опять дает мне пощечину. Вскрикнув, зажмуриваюсь, отчего слезы струятся по лицу.
Мир вокруг кружится. Я медленно выдыхаю.
Внезапно ладони обхватывают мои щеки, теперь нежно ласкают, как перышки. Он мягко целует меня в губы, покусывает, успокаивая. Когда его зубы захватывают мою нижнюю губу, кровь разгорячается. Жар разливается по телу, я словно парю в воздухе. Язык Калеба касается моего языка, обжигая и… О боже. Я чувствую себя невесомой. Вкус такой приятный.
Проведя руками вверх по животу и груди парня, начинаю обвивать его ногами, но останавливаюсь.
– Зак… – сбивчиво шепчу. – Зак… заканчивай. Пожалуйста, заканчивай быстрее.
Его губы отрываются от моих. Почувствовав очередной укол, отворачиваюсь, вновь кричу, однако мой крик тонет во рту у Ноя. На сей раз он целует и обнимает меня, пока я визжу, содрогаясь.
Дерьмо.
– Тирнан, – тихо говорит Ной. – Ш-ш-ш-ш-ш…
От его одежды несет дымом. В следующую секунду он прерывает поцелуй, зарывается лицом в мою шею и сдавливает горло.
– Сильнее. – Я ловлю ртом воздух.
Впившись зубами в кожу, парень усиливает хватку. Едва игла Калеба прокалывает меня, я хватаюсь за заднюю поверхность шеи Ноя, прижимаюсь к нему и жадно дышу напротив его губ.
– Тирнан, – шепчет он. Я ощущаю солоноватый привкус, но не уверена, его это слезы или мои. – Я тебя люблю. Твою мать, ты полностью принадлежишь нам. Мы тебя любим.
Он целует мою щеку, лоб, в то время как Калеб продолжает работать. Стараюсь выровнять дыхание. От касаний его рта по коже распространяется трепет.
Горлышко бутылки приближается к моим губам, и я делаю глоток. Калеб откусывает нитку, вытирает кровь с моей руки и забинтовывает рану.
Благодаря алкоголю внутри становится тепло. Боль уже не такая острая, как была.
Хотя мои щеки пылают.
Я широко распахиваю глаза и глубоко вдыхаю.
– Ты мог бы меня предупредить, – заявляю Калебу сдавленным от слез голосом, пристально глядя на него. – Мог бы ударить в другое место.
Почему по лицу?
Он закрывает аптечку, встает и выбрасывает окровавленный бинт в мусорное ведро.
Поставив текилу, я сползаю со столешницы.
– Сэси Диггинс вышла из пещеры за водопадом с разбитым носом после вашего разговора.
– Что? – Ной тоже соскакивает со стола.
Однако Калеб игнорирует меня. Сверлю взглядом его спину, пока он моет руки в раковине. Мышцы парня перекатываются; он дышит медленно и размеренно. Слишком спокойно.
Разве он не хочет себя оправдать? Возможно, она сказала правду. Я была свидетельницей его агрессивного поведения. Видела, как он швыряет вещи, плюется, не принимает «нет» в качестве ответа…
Сегодня Калеб дал мне пощечину без всяких колебаний.
Но собаки любят его больше всех остальных, не так ли? Они ходят за ним по пятам, спят в его комнате. Он улыбается с ними, когда думает, будто мы не видим.
Калеб всегда готов оградить и уберечь меня от вреда. Пытается наладить контакт, например тем утром, когда я рисовала.
Несмотря на язвительные комментарии Ноя или требования отца, озвученные грозным тоном, парень ничего не отвечает и не развязывает драки. Он просто делает все возможное, чтобы люди оставили его в покое.
Я отвожу взгляд, качая головой. Ведь женщины всегда так делают, да? Ищут смысл в мельчайших деталях, пытаясь придать им большее значение, чем они имеют на самом деле.
Уголки мои губ дергаются, глаза щиплет.
– Калеб, – едва слышно молю я.
Но отвечает Ной:
– Сэси Диггинс скажет что угодно, лишь бы привлечь к себе внимание.
– У нее кровь из носа текла, – поясняю я. – Она не знала, что я ее увижу.
– Он не бьет женщин, Тирнан. – Ной проходит мимо, достает «Ибупрофен» из шкафчика. – За исключением тех случаев, когда у них истерика, и они мешают ему спасти им жизнь. – Он бросает пару таблеток мне на ладонь, встретившись со мной взглядом. – Ты сама попросила его это сделать.
Проглотив таблетки, не запивая, чувствую, как они царапают горло.
Да, попросила.
Во второй раз.
Я сказала Калебу, чтобы он меня ударил, отчасти потому, что это притупило боль, а отчасти потому…
Опускаю глаза. Отчасти потому, что мне понравилось. Понравилась злость и желание ударить в ответ. Хоть и было больно, но я полностью присутствовала в этом моменте и не хотела расставаться с подобным чувством.
Боль всегда напоминает нам, что мы живы. А страх, сопутствующий ей – что нам хочется свою жизнь сохранить.
Калеб такой же. По крайней мере, благодаря ему я помню, что представляю из себя больше, чем думаю.
Однако когда он обхватил мое лицо ладонями после пощечины и нежно поцеловал, мое сердце сразу провалилось куда-то в желудок, и я обо всем забыла.
Забыла, почему должна держаться от него подальше.
Я запускаю пальцы в волосы, покусываю губу. Алкоголь все сильнее притупляет боль в руке.
– Я хочу Джейка, – шепчу себе под нос.
А вдруг все равно разовьется инфекция? Он наверняка знает, что делать. Мальчики не справятся. Они вспыльчивые, безответственные…
– Не его язык был у тебя во рту несколько минут назад, – огрызается наполняющий кувшин водой Ной, оглянувшись через плечо. – Тогда мы тебе нравились.
Переступив с ноги на ногу, отвожу взгляд.
Развернувшись, он вытирает руки полотенцем.
– Знаешь, мне только что пришло в голову, – парень изучает меня; в уголках его глаз собираются морщинки. – Я единственный мужчина в этом доме, который тебя не бил, – заявляет он. – И единственный, кого ты не хочешь. Твою мать, что с тобой не так?
Задетая его словами, я прищуриваюсь. Это не… Что?
Я не…
– Может, если я тоже отшлепаю тебя на коленке, ты потечешь?
Мое лицо вытягивается. Ной нас видел. Он видел, как его отец отшлепал меня той ночью.
Сердце колотится в груди. Парень качает головой. Я впервые засвидетельствовала реальное презрение, исходящее от Ноя, и направлено оно на меня.
Теперь он рассердился.
Мои мысли возвращаются к происходившему несколько минут назад. Губы Калеба были такими нежными, а рот Ноя таким теплым.
