Тирнан смотрит на стейк с косточкой на своей тарелке, который по размеру больше ее лица.
– А если я тебя опережу?
– Тогда я выпью еще две стопки.
– Ты в любом случае собирался выпить две стопки.
Прыскаю от смеха. Да, верно.
– Я буду стирать твои вещи всю неделю, – предлагаю.
– К моему белью никто другой не притронется, спасибо.
– Да уж, это ясно как день.
Она выпучивает глаза. Отец тихо смеется. Они обмениваются мимолетным взглядом, прежде чем он затыкается.
Надув губы, Тирнан сердито пялится на меня.
– Ладно, ладно, – на сей раз отвечаю серьезно. – Если первая очистишь тарелку, я до конца недели буду готовить завтрак.
Она задумывается на мгновение и в итоге кивает.
– Договорились.
Я поднимаю свой нож с вилкой. У нас обоих одинаковые куски мяса и равное количество макаронного салата.
Руки Тирнан остаются на коленях.
– Готов?
– Тебе не нужны столовые приборы?
Девушка качает головой с подозрительной ухмылкой на лице.
– Нет.
Ла-а-а-адно. Ты точно выпьешь эти два шота.
– Начали! – ору я.
Набив полный рот, вижу, как она ставит свою тарелку на пол.
А?
Я замираю, наблюдая за Дэнни и Джонни, бросившимися к угощению. Один хватает стейк, второй отрывает половину, после чего они убегают в угол, чтобы насладиться своей добычей.
Какого хрена?
– Мы так не договаривались! – выпаливаю я, едва не плюясь едой.
– Ты сказал, что я должна очистить свою тарелку.
– Ты! – повторяю. – ТЫ должна была очистить тарелку!
– Семантика. – Тирнан делает глоток пива, самодовольно улыбаясь.
– Это был твой ужин, милая, – предупреждает ее папа.
Она пожимает плечами.
– Сэкономлю калории для завтрака. – После этого девчонка переводит взгляд на меня. – Блинчики, пожалуйста. С сосисками и тостами.
Тирнан смеется, а я рычу себе под нос.
По крайней мере, я все еще могу выпить две стопки.
Мы продолжаем есть. Тирнан выбирает из маленькой миски сладкий маринованный огурец и откусывает кусочек.
– Скоро пойдет снег, – говорит отец, взяв свое пиво и глядя на Тирнан. – Мы еще пару раз наведаемся в город, возможно, купим тебе одежду попроще, подходящую по размеру.
– Она может носить мое барахло, – говорю, жуя. – У меня полно вещей.
– Они болтаются на ней. – Затем он снова смотрит на нее. – Найдем какие-нибудь джинсы, которые стоят не три сотни долларов.
– Три. Сотни. Долларов. – Я вскидываю бровь. – Черт, что на тебя нашло?
Тирнан супится, открывает рот, собираясь огрызнуться на меня, однако внезапно осекается, заметив Калеба. Он ставит перед ней чистую тарелку, перекладывает туда половину своего стейка, уже разрезанного на маленькие фрагменты, и возвращается к еде и напиткам, даже не встретившись с девушкой взглядом, словно ничего не случилось.
– Эм… – Она пытается подобрать слова. – Сп… спасибо.
Закатив глаза, делаю глоток пива. Мне следовало об этом подумать.
Ей требуется минута, чтобы вспомнить, на чем мы остановились. Тирнан опять злобно смотрит на меня.
– Во-первых, мою одежду покупает персональный шопинг-ассистент моей семьи… точнее, покупал. Во-вторых… они красиво выглядят.
– Тебе не нужно выглядеть красиво, – вмешивается мой отец. – В наших краях те, кто красиво выглядят, оказываются замужем и беременеют в восемнадцать лет.
– Твои сыновья явно в курсе, что такое презерватив, и я тоже.
Я прыскаю от смеха.
– К тому же, – добавляет девушка, – у меня не было ни одного бойфренда. Вот когда я попробую отношения с тремя, тогда можешь начинать беспокоиться по поводу моего возможного замужества и беременности.
– Тремя? – бурчу я с набитым ртом.
Тирнан колеблется. Судя по виду, моя кузина предпочла бы не объясняться.
– Моя мать сказала, что женщина не должна выходить замуж, пока не получит опыт по крайней мере с тремя…
Она взмахивает рукой, будто я знаю, как заканчивается это предложение.
– Тремя?.. – подначивает папа.
– Любовниками, – вырывается у нее. – Бойфрендами, без разницы.
Я сдвигаю брови.
– О чем ты, черт побери?
Выдохнув, Тирнан приосанивается. Очевидно, что ей неловко. Наконец она берет кетчуп, соусы «Heinz» и «A.1». и расставляет их друг за другом.
– Вожделение, опыт, любовь, – произносит девушка, дотронувшись пальцем до бутылки с кетчупом. – Мать говорила, что первый мальчик – или мужчина – это твой предмет обожания. Ты думаешь, что любишь его, хотя на самом деле влюблена в то, какие ощущения он пробуждает в тебе. Это не любовь. А вожделение. Жажда внимания. Жажда опасности. Жажда почувствовать себя особенной. – Тирнан обводит нас взглядом. – С номером один ты эмоционально зависима, нуждаешься в чей-то любви.
Ошарашенно уставившись на нее, отец забывает про еду, которую жевал.
– Со вторым ты изучаешь себя. – Она касается бутылки «Heinz». – Твое первое увлечение разбило тебе сердце. Ты грустишь, но по большей части злишься. Злишься достаточно сильно, чтобы не позволить этому произойти вновь, – поясняет Тирнан. – Чтобы в этот раз не отдавать себя слишком свободно. Чтобы не уступить свою власть и не стать его девочкой по вызову, которая в полночь будет сидеть и ждать, соизволит ли он появиться.
Она описывает нас, я так понимаю.
– С номером два ты наконец-то узнаешь, на что способна, – продолжает кузина, заправив прядь, выбившуюся из ее хвоста, за ухо. – Становишься требовательной. Смелеешь, не боишься самостоятельно принимать решения. Не боишься быть более жадной в спальне, потому что важнее то, чего хочешь ты, а не он. Второй нужен, чтобы им пользоваться. В некотором смысле.
Папа прокашливается. Я тихо смеюсь, уронив вилку и полностью переключив внимание на нее. Тирнан сказала «в спальне».
– Твою мать, чему она тебя научила? – бормочет он.
Но мне хочется, чтобы девушка рассказывала дальше.
– И номер три? – интересуюсь я, подняв «A.1».
– Любовь. – Тирнан выхватывает бутылку. – Когда уроки о твоих слабостях с номером один и твоего эгоизма с номером два усваиваются, ты находишь золотую середину. Когда ты понимаешь себя, готова с радостью принять его таким, какой он есть, и больше не боишься, – произносит она, поставив соус на место. – В конечном счете счастливого финала может не получиться, зато ты вступишь в здоровые отношения и будешь гордиться своим поведением.
