Девушка скатывается с меня. Я с вожделением смотрю на ее задницу еще несколько драгоценных секунд, затем натягиваю свои джинсы и беру маленькую сумку, которую мне отдает Тирнан.
Выбравшись из палатки, выпрямляюсь и потягиваюсь, поднимаю руки над головой, вдыхаю теплый июльский воздух. Впереди раскинулся пруд с водопадом. Мой папа уже на каменистом пляже, устанавливает удочку. Я улыбаюсь. Охота и рыбалка – единственное, чем мы любили заниматься вместе. Нужно было чаще делать это в детстве.
Я умываюсь водой из кастрюли, вытираюсь и иду к зеленой палатке, возведенной рядом с нашей. Расстегнув ее, наклоняюсь и захожу внутрь. Ной все еще спит, лежа на спине с моим сыном в руках.
Несколько мгновений я просто любуюсь малышом. Гриффину полтора года. Несмотря на то, что Тирнан было нелегко окончить колледж, совмещая учебу с ролью молодой мамы, она справилась. С моей помощью. Мы остались в Сиэтле еще на год после того, как она получила диплом. Растили сына и путешествовали на машине, но теперь наконец-то вернулись домой, в Чапел-Пик.
Открыв глаза, Ной зевает.
– Привет.
Опустившись на колени, глажу до сих пор спящего Гриффа по волосам.
– Спасибо, что присмотрел за ним, – шепчу я. – Нам нужно было провести ночь наедине.
Пытаюсь забрать ребенка у брата. Ему наверняка нужно сменить подгузник.
Однако Ной крепче обнимает его и хмуро смотрит на меня.
– Нет. Мы с мелким засранцем сдружились.
Прыснув от смеха, все-таки отбираю у него своего сына.
– Заведи собственного.
В моих объятиях Гриффин ворочается и зевает. У малыша песочного цвета волосы и зеленые глаза, его босые ножки в два раза меньше моей ладони. Он удивительный.
Несколько раз целую его в щеки, пытаясь разбудить, достаю кружку-непроливайку, которую передала Тирнан, подношу ее к губам сына. Наконец, он открывает глаза и пьет молоко.
– Мать твою, что это такое? – спрашивает Ной, глядя в сумку.
Выудив пластиковый контейнер, открываю его и беру ложку.
– Какая-то хрень с авокадо и тофу, – отвечаю, зачерпнув маленькую порцию.
Тирнан твердо настроена растить Гриффа в традициях как Калифорнии, так и Колорадо. Пусть пока живет этой иллюзией, потому что этот ребенок полностью пойдет в меня в ту же секунду, когда впервые попробует ребрышки барбекю.
– Ему нельзя есть тофу в Чапел-Пик, – говорит мой брат. – Над ним будут издеваться.
– Заткнись.
Я кормлю сына, охотно размыкающего свои пухлые губки и лопающего пюре, и тихо смеюсь. Он съест что угодно. Полагаю, чем позже малыш поймет, насколько ужасен этот вкус по сравнению с практически любой другой едой, тем лучше.
– Рад возвращению домой? – интересуется Ной.
Кивнув, продолжаю кормить сына.
– Да.
– Будешь держаться подальше от неприятностей?
– Не-а.
Брат, лежащий рядом с нами, хохочет.
Папа сейчас много времени проводит в Калифорнии после слияния «Ван дер Берг Экстрим» с «ДжейТи Рэйсинг» около четырех лет назад. Так как владельцы «ДжТР» предпочли остаться на своей основной базе в Шелберн-Фоллз, штат Иллинойс, все сложилось вполне удачно. Отец руководит калифорнийским филиалом, а Ной гоняет на наших байках с их двигателями.
Мы с Тирнан поселились в его доме, но лишь на время строительства нашего собственного жилья чуть ниже на склоне горы, которое, уверен, займет больше года.
Помимо дома, единственное, что Тирнан потребовала сделать на нашем участке – посадочную площадку для вертолета. Если вдруг наш ребенок получит травму, она не позволит мне накладывать швы. Ей нужно, чтобы у нас была возможность транспортировать его в больницу по воздуху, где все сделают врачи под местной анестезией.
Я продолжу строить мотоциклы по индивидуальным заказам, Тирнан займется дизайном, проектировкой домов и мебели, пока погода позволит, а зимой будем наслаждаться теплом, нашей семьей и приключениями.
Кормя Гриффина, чувствую на себе взгляд Ноя. Судя по всему, он хочет сказать что-то еще.
– У тебя есть пожелания по поводу того, что мне делать с ее прахом? – в конце концов спрашивает брат.
Ее прахом…
Я не смотрю на него, выскребая остатки пюре из контейнера, даю последнюю ложку сыну и пожимаю плечами.
– Можешь забрать, наверное.
Вот зачем мы вернулись сюда. Зачем вернулся отец. Почему мы решили отправиться в поход с палатками, провести время вместе и вспомнить, за что наша семья должна испытывать благодарность.
Анна Лей мертва. Моя мать.
Наша мать.
Горло сжимается. Грифф поднимает свои огромные изумрудные глаза, наблюдая за мной. Выдавливаю из себя улыбку ради него.
– В голове не укладывается, – тихо произносит Ной. – Мне кажется, в глубине души она была совершенно другим человеком. Если бы не наркотики.
Почему он так думает? Мать не принимала наркотики в тюрьме. В общей сложности она провела в заключении пятнадцать лет, лишь ненадолго выходя на свободу между сроками, и за все это время связалась с нами всего раз и только для того, чтобы попросить денег. Воровство, грабеж, торговля наркотиками… ненадлежащее исполнение родительских обязанностей. Она была плохим человеком.
Я все помню. По-прежнему не могу ездить в машине с закрытыми окнами.
– Может, она хотела быть другой, – продолжает он. – Той, кто смеется со своими детьми. Играет с нами. Хотела объятий любящего мужчины.
В голове всплывает картинка: мать, лежа на спине, поднимает меня ногами, будто я лечу. Она улыбалась. Я смеялся.
– Разве не этого всем хочется? Не быть одиноким?
У него нет воспоминаний, связанных с ней. Несмотря на то, что брат младше всего на год, он был слишком мал, чтобы ее запомнить.
У матери обнаружили рак в марте, и болезнь быстро сделала свое дело. Она умерла в тюрьме две недели назад.
Возможно, Ной прав. Если бы мать не попробовала наркотики, может, была бы другой.
– Просто я хочу помнить ее такой, какой она могла стать. – Его голос затихает до шепота. – Я уже устал ее ненавидеть. Все кончено, и теперь, возможно, все, что ей нужно – не быть одной. Знать, что мы иногда думаем о ней.
Слезы подступают к глазам. Как бы ни сопротивлялся, мать твою, не могу их остановить. Я кашляю в попытке скрыть душащие меня эмоции. Черт бы тебя побрал, Ной.
Она мертва. А я тем временем каждую ночь купаюсь в тепле своей любимой семьи. Зачем мне ее ненавидеть?
– Ай, к черту. – Вытерев глаза, собираю посуду и чашку-непроливайку. – Оставь половину. Я развею ее прах на пике.
